Форум » Из варяг в греки » "Визит без приглашения" » Ответить
"Визит без приглашения"
Сокнхейд: Селение, где проживает Рябина, постигает воистину нашествие незванных гостей. На сей раз ими оказались два викинга. 12 червеня, утро.
Ответов - 46, стр:
1 2 3 All
Сокнхейд: Как водится, после ночной грозы утро выдалось прекрасным. В лесу щебетали птички, земля, пропитанная слезами неба, хлюпала под сапогами. Разгорался рассвет. Сокнхейд шел молча и время от времени тер покрасневшие от бессонной ночи глаза. Да, нелегкое дело заменять хевдинга. Дело даже не в том, что викинги якобы лишены и малейшего представления о понятии дисциплины. Воины должны видеть, что тот, за кем они идут в бой по малейшему мановению его руки, сносит тяготы еще более стойко, чем они сами. Только так можно завоевать уважение волков Одина. Владей ты секирой, что Тор Мьёльниром, но если при этом ты мелок душой и ищешь выгоды лишь для себя, стая тебя разорвет. Всю ночь Шутник бродил по постам, проверяя дозорных. Пару раз даже по шее настучал за то, что не заметили, как он к ним подкрадывается. А если бы супостат какой? Мало приятного мокнуть под дождем, вглядываясь при этом в пелену дождя и слушая, как два местных бога сцепились в непримиримой схватке. Хотя дождь был теплый. И вот, сейчас Сокнхейд шел, зевая. Одежда на нем еще не просохла, но нестарое, хотя и украшенное множеством шрамов, тело отдавало тепло и сушило одежду прямо на нем. -Флоки,- внезапно обратился он к своему спутнику.- Научишь меня ножи метать? Просить о чем-нибудь эту язву наедине себе дороже, однако же самому постигать это искусство было тяжело и заняло бы в разы больше времени.
Флоки: Черноволосый, как понятно, спал еще меньше, чем его спутник, но сна было - ни в одном глазу. Еще бы! выследить оборотня, убедиться в том, что был прав, да еще и уйти живым, хотя было девять шансов из девяти закончить свою жизнь в его пасти. Раненому-то. Особливо когда волколак уже однажды почувствовал на своем языке его кровь. Мысли о том, что нечеловек опять ушел от него, конечно, исподволь точили упрямое сердце хирдмана, но... сгинуть в волчьей пасти он завсегда успеет. Долго ли? Пошел зимой в лес - да поминай как звали. Ничего, сейчас лето и не на того напали. Торчать им в этой росской глуши, судя по всему, не меньше трех дней, так что времени на то, чтобы выследить зверя, будет предостаточно. Правда, Чернава, глупая баба, твердит, что никакой этот хазарин не зверь, а вовсе даже человек, просто дурноголовый - но когда ведьма от собственного колдовства бы не отклепалась? Флоки не очень хотел сам себе в том сознаваться, но была и еще одна причина, по которой ему хотелось, чтоб именно великан оказался опасным чудовищем... то есть не то чтобы даже хотелось, а просто так складывалось. Словом, к чему таить греха: следовало отвадить волколака от росской колдуньи, добром или худом - уж тут как получится. Сама она чудище, колдовством сотворенное, едва ли покинет; может быть, и хотела бы, да вот не смогла - стало быть, придется дело это ему принять на себя. Третьему в таком быть зазорно. Вопрос Сокнхейда оторвал его от раздумий, словно тот самый удар молнии осветив набегавшую тьму - и тьма та была древней, как мир, как тоскующая песнь у костра, или как первый взгляд мужчины на обретенную женщину. Еще раньше, чем он решил, что ответить, здоровая рука сама собою скользнула за локоть, извлекая из скрытых ножен оружие. Лезвие ласково лизнуло ладонь, словно признавая хозяина, затем, будто бы сам собой, нож встал на острие, протанцевал, оставляя белесый след, кружась как девка на празднике и отблескивая на солнышке острой гранью - а затем снова послушно улегся обратно; ни дать, ни взять - смирный пес, замирающий у ног с мордою, вытянутой на лапы. - Дело нехитрое,- поведя выздоравливающим плечом, с ухмылкой ответствовал хирдманн.- Целься в середину, и всего-то делов.
Сокнхейд: -Ну да,- с сарказмом ответил Шутник, криво усмехнувшись.- А сам бы я до этого не дошел. Я ж видел, что ты как-то не так держишь нож.. То же самое он мог сказать викингам, которые едва умели держать секиру в руках. Вернее, они-то привыкли, что дерево сдачи не даст, поэтому удары наносили размашистые, сильные, но медленные. А в бою? Так махать будешь - снесешь головы сначала своему хирду, а потом уже и сам головы дурной лишишься. Да и сколь можно в сражении так махать? Рука быстро онемеет. Вот и приходилось показывать, как можно второй рукой помочь, при этом топорища не касаясь, как ноги поставить, чтобы и не свалиться неловко наземь, и противника располовинить. А еще приходилось пояснять, как щитом себе зубы не выбить, ежели сильно пришлось на левую руку. А то ведь встречались такие, кто себе челюсти ломал своим же щитом. Верная секира, против обыкновения не брать ее с собой, когда в люди выходишь, висела в петельке на поясе. Кожаный темляк был вдет в отверстие на краю топорища, чтобы не потерять в сече, если вдруг рука подведет. -И неча скалиться, жердь худосочная, чай не в конюшне, в зубы те никто смотреть не будет,- с совершенно серьезным видом произнес Сокнхейд, зная уже, что до самой деревни, а то и в ней, будут они задираться друг с другом, нанося удары не сталью. но словами. Тем временем лес внезапно расступился и вдалеке показалось небольшое поселение. Никак не меньше трех полетов стрелы, пущенного из тугого лука.
Флоки: Черноволосый хирдманн лишь дернул плечами, прослышав пожелание закадычного соперника. Похоже, битвы эти были для обоих таким же досугом, как для иной девки с долгой косою - стоять перед начищенным до блеска медным щитом и любоваться на себя, поворачиваясь то так, то эдак. Тревожило одно лишь: шутом он в дружину не нанимался, а коротышке, как видно, в одном непристойном месте свербило, чтоб нортумбриец приласкал его ласковым словом. - Да куда ж мне против тебя, жеребец?- таким же привычным движением убирая оружие, Флоки внимательно потянул носом, различая идущий от близящейся деревеньки запах скотного двора и всякого разного съестного, чем понемногу начинала баловать суровая северная земля своих неуемных детей. Аромат этот казался ему и тревожащим и прекрасным единовременно, потому что был ароматом жилого дома, обжитого, своего - а такие мысли с недавней поры следопыта начали пугать, словно пламя - косулю. Фыркнув, черноволосый тряхнул головой, радуясь тому, что движение более не сопровождается тягучей тупой болью; грива, по которой ревмя рыдал гребень и ласковые женские руки (тьфу, пропасть! опять все одно и то же), взметнулась и рассыпалась под налетевшим ветром. - Тебе-то не за зубы, тебя за другое место переживать больше надо,- проговорил он степенно, оглаживая рукою короткую черную бороду, аккуратно подстриженную и можно сказать, даже щегольскую.- А то ведь не дай бог кто засмотрит - позора же до конца жизни не оберешься.
Сокнхейд: -Я не знаю как у вас там в Нортумбрии или откуда ты там, а вот у нас в Нормандии этим гордятся.. Может у вас там, чем меньше, тем достойнее, а чем больше, тем позорнее... Все с тем же серьезным видом отрезал викинг. Ноздрей коснулся запах дыма, а вместе с ним и запах приготовляемой еды. Уже две недели он не ел ничего, приготовленного на очаге, а не на костре. Нет, конечно, глупо жаловаться на походные харчи, ведь когда покидаешь родные берега они-то и кажутся вкуснее даже приготовленной женской рукой еды. Ведь вместе с этим вкусом чувствуется запах свободы. Но сейчас Сокнхейд даже осекся от аромата. То, что словены встают рано, он знал отлично, ведь кто рано встает, тот не проспит завтрак. Прибавив шагу. он пристально всматривался в снующие по поселению силуэты, пока еще слишком далекие. чтобы различать их. -Слушай, раненный, ты там еще в волкодлака не научился превращаться? А то через нож бы прыгнул, да довез.. А? Синий плащ стал более похож на серый, покрывшись грязью и полиняв на несколько рядов. Местами нужно было залатать, но все как-то не до того было викингу, находились дела поважнее. Вернее дела его находили сами. Хоть и не удалось поспать ночью, но все же Шутник сейчас находился в хорошем расположении духа.
Рябина: Уже и ночь прошла, а Борислав как сгинул. Сказать по совести, кузнецова дочь не больно-то о нем и причитала. Куда хочет молодец, туда и идет, а девки ему не указ, тем паче первый и последний раз виданные. А и если направился странник не куда-нибудь, а к Веде обратно - пусть его идет. Да вот только неспокойно было на душе с самого утра, как же так - приветила гостя, а гость возьми и пропади невесть где. Случись что, потом от срама до старости не отмоешься. Поначалу собралась было Рябина кликать братьев да снаряжать тех на поиски, да батюшка-кузнец не велел. Опасно, говорит, нынче в лесу, странник какой-никакой, а воин, чай, не пропадет, а встретит-таки урман в чаще лесной - пусть, сам же на север бежать навострился. И воспретил строго-настрого одним да без оружия в чащу ходить. Вот девка рта раскрыть и не посмела, девка - она молодая, глупая, не дело старшим братьям девки слушаться. Батюшка с братьями давно уже в кузню ушел, а Рябина взялась было прясть, да не сиделось дома-то. Вышла кузнецова дочь на крыльцо с прялкой, крутят привычные пальцы суровую кудель, а глаза знай себе постреливают в сторону леса. А ну как и вправду воротится?
Флоки: О том, чтобы человек научился перекидываться в волка, не будучи заколдован, Флоки слышал, но, сказать правду, в подобное поверить не мог. Да и... не очень-то и хотел. Будь так, по лесам уже давно бы бегали одни только дикие волки, да грызлись между собою - однако же ничего такого ему не доводилось встречать ни в родной Британии, ни в латинских землях, ни в Ромее, ни даже в Германии, где, кого не послушаешь, или сам видел волколака или же бился с ним, поглядите, люди добрые, воооон сколько шрамов осталось. Однако же, уверенность Шутника слегка поколебала его уверенность; на всякий случай хирдманн даже сунул руку под рубаху, пощупать, не выросло ли чего. Лишнего. Однако же, постороннего на широкой воинской груди не наблюдалось - окромя пары новых шрамов, да ладанки с рысьим мехом, найденным на тропе: даром ли говорят, что зверь этот возит колесницу Фрейи? Кроме рубахи, не то подаренной, не то пожертвованной Чернавой, чтобы подранок не марал ей постель, на Флоки была только кожаная безрукавка; если бы не секира, небрежно болтавшаяся на ремне возле левого бедра, да не рассованные там и сям ножи, которых, кстати, сказать, без досмотру и не было видно - простой прохожий. Воинственных доспехов, щита, последнего оставшегося на драккаре лука, который ему было сейчас попросту не натянуть,- да даже простого цирклета на нортумбрийце не наблюдалось. И шел он, словно не на опасное дело, а так - прогуляться, да поразмять ноги, на взгляд - мужик из соседней деревни, разве что глаз - нехороший, настороженный, равно как у той же рыси. Ведьминский глаз, чего уж греха таить-то? - Оно и видно, что длинный. А самый длинный-то знаешь, у кого? В южных землях есть такой зверь - азинус азинус; сам-то навроде лошади, да только уши равно как у зайца, да... этот самый, вот ровно как у тебя будет,- прищурившись, хирдманн на мгновение наклонился, словно бы проверяя, годятся навскидку стати товарища для неведомого зверя. Кивнув, словно признав сходство между ними весьма примечательным, толмач продолжал, выпрямляясь, и даже кусая губы от удовольствия, получаемого от этой перепалки. - Одна беда: говорят, весь его ум туда и ушел. Потому зовется зверюга - "осел", и никак иначе. Никак, родственник твой?- очень довольный собой, Флоки подался слегка в сторону, чтоб оказаться вне досягаемости от рук Сокнхейда, ежели вдруг тому вздумается вознаградить товарища за столь лестный эпитет. Передаю привет товарищу Блямсу.
Сокнхейд: -Азинус-то азинус, да только если на тебя поглядеть, так у тебя он внутрь ушел, раз башковитый такой,- вместо затрещины рубанул словами викинг, довольно улыбнувшись. Борода аж топорщилась от удовольствия, что удается скоротать время в словесном поединке. Когда же хирдманн представил красные от смеха рожи остального хирда, присутствуй они при этом, улыбка растянулась на лице еще шире. Невольно вспомнилась словесная баталия, когда нортумбриец пришел в себя после того, как его зверь порвал. -Вот ты бы вместо того, чтобы прыгать в стороны..- он осекся и прищурился, глядя на Флоки.- Так ты поди тренируешься по оврагам да полям скакать! А это чего у тебя такое выросло?- он отклонился назад, чтобы глянуть за спину лучника.- Верно делаешь, во всем нужна сноровка. Только ты на карачках прыгай, так-то потом сподручнее скакать будет... Конечно же в полнолуние Шутник приглядывал за Флоки, как бы тот сам не обратился в зверя невиданного и не подрал братьев по веслу и строю. А то как же, слыхали, как укусит вервольф кого, так и становится потом человек зверям, не помнит давних друзей и братьев, кидается, что полоумный на железо, лишь бы кровушки вкус попробовать. И беда, ежели нет у тебя железа каленого или руны охранной. Сожрет и не подавится. А волкодлаки местные наверняка родней этим вервольфам приходятся. Да только не обратился лукарь в волка или другую животину. Вот и подтрунивал теперь с серьезным видом над хирдманном помощник хёвдинга. В деревне же, по всей видимости, заметили двух путников и засуетились вдвое быстрее против обычного. Зоркий глаз уже мог различить белые рубахи беспорточных недорослей, дивные поневы мужних баб. Одним словом, деревня, которая как-то проведала о викингах, что остановились на отдых, а может и грабеж, чем Боги не шутят, неподалеку на берегу реки. Видать было, как повыходили мужики из изб да из амбаров. Одним словом, собиралась деревня, чтобы достойно встретить чужаков. Уж, видать, из соседней-то деревни не пришли бы вдвоем, поостереглись бы. Малышня, конечно же, позалезла на соломенные крыши, чтоб не путаться у взрослых под ногами да получше рассмотреть гостей незванных. Поговаривали словены, что незванный гость хуже печенега, да вот предстояло двум викингам выяснить, правда ли это или брешут люди.
Флоки: Флоки ничуть не смутился ни обидным прозваньем, ни попыткой Сокнхейда перекроить его шутку, ни тем вниманием, которое словены выказывали к двум не пойми откуда взявшимся путникам. Молодецки тряхнув волосами, он улыбнулся, показав хищные, вот действительно уж, волчьи зубы, и выдал последнюю, на его взгляд, неоспоримую истину: - И то верно: мой-то весь внутрь ушел, а твой - весь как есть, на виду. С этим и огляделся, примерно прикидывая, куда деваться и как отступать, если вдруг россам втемяшится познакомиться с ними поближе при помощи цепа или наточенного топора. А то мало ли, рогатина и против медведя хороша, человеку меж ребер войдет - ахнуть не успеешь. Небось, не забыли, как всю ночь ихний Перун молоньями да громами раскидывался, встречал-величал непрошеных гостей. Мысли эти нежданно-негаданно напомнили нортумбрийцу другое, о чем он прошедшей ночью сокрушался куда более, чем о собственной шкуре и убежавшем в неизвестные края звере. - Флышь, Сокнхейд, ежели только с россами миром обойдется, ты бы потолковал с этим конунгом, с Рысичем,- делая вид, что разглядывает крепкие, местами затейливо украшенные, чистенькие избы, изрек он с простодушным видом.- По всему судя, нам здесь судьба задержаться, так ты бы уговорился, чтобы в какую избу или вон, хоть в сарай переночевать пустили. Не век же на голой земле, словно свиньям в грязи валяться. Девки-то, я чай, не откажутся,- лукавая улыбка мелькнула на его губах, тут же затерявшись под черной полоской усов. Живут же здесь как-то, пока корабли да лодьи на волок оставили. Сказав это, хирдманн на одно короткое мгновение позволил себе уступить донимавшим его со вчерашней ночи мечтам. И хотя было то, действительно, только одно мгновение, вместило оно в себя такое и столько, что чернобородый даже дар речи потерял, и лишь порывисто, шумно сглотнул, а затем звонко прочистил пересохшее горло. - Жара...
Сокнхейд: Сокнхейд шел и не переставал улыбаться. Ходили слухи, что постоянно улыбаются только те, кому в бою по затылку обухом топора досталось или дубиной. Видали таких. Однако тут причина крылась совсем в другом. Флоки раскраснелся, как красная девица, когда выразил свое пожелание и просьбу. -Может тебе еще перину купить у местных?- усмехнулся викинг, несмотря на то, что эти самые местные не самыми радушными хозяевами оказались. Вместо каравая - подарочная рогатина, вместо соли - угрюмые настороженные взгляды. Хотя попадались и любопытные.- Ежели миром обойдется, пустят, куда денутся.. Где это видано, чтобы воину, морскому разбойнику, волку Одина не хотелось битвы? А вот в этот раз хотелось Шутнику, чтобы миром обошлось. Подошли уже так близко, что можно было уже различить узор на рукавах рубах. Сразу было видно кузнецов - у всех троих грудь широкая, плечи покатые, хоть в кольчугу одевай да меч в руку, щит в другую и в хирд. Охотников тоже видать сразу - настороженные, жилистые, рогатины держат со знанием дела. Не стоило питать иллюзий, будто ввяжись викинги вдвоем в драку, то уйдут целыми. Победят наверняка, а вот доживут ли до следующего рассвета - лишь Одину известно. Девки, как водится, стояли за спинами мужчин и выглядывали, пытаясь рассмотреть незванных гостей. -Здоровья вам, добрые люди,- хриплый голос прозвучал громко. Таким голосом отдавать приказы во время боя да лаять на людей, а не петь хорошо.- Вы всех гостей так встречаете или только нас двоих угостить надумали?- Сокнхейд говорил с изрядным датским говором, что не делало, однако, речь непонятной. Говорил медленно, гораздо быстрее бы Флоки сказал, да что ж это будет, если на корабле поплывут одни черноволосые лучники? Каждому свое. "Хоть стрелу под ноги на подходе не пустили. Значит сами рады бы миру..."
Флоки: Идея про перину была хороша, вот только ума Шутникова никак не касалась. Однако, выговаривать тому сейчас было не к сроку, потому что тот, не теряя времени (чисто кобель на случке) разорался на всю деревню хриплым своим голосом так, что аж в ушах звон пошел. По всему видать, пообвыкся-то волками командовать, сквозь соленые воды да лютые ветры донося до них одну только мысль - как уйти от беды, как пронести на драккаре свою жизнь мимо раскрывшихся врат в подземную Хель. Однако же, глотка глоткой, а много ли ею возьмешь, когда силы вдесятеро? Ножи уже давно грели ему руки, однако же до поры до времени хирдманн не подавал виду, что готов угостить железною их закуской любого, кому на ум придет напоить их соленым красным; оглядевшись, быстрым взглядом из-под прищуренных век следопыт скоро заметил девку, что таращилась на них с ближнего крыльца - невысокая, в теле, и, противу прочих - одна. Быстро, как кот, не сводя холодного взгляда с застывших, как на мольбище, словен, он скользнул в сторону дома, мягко, не в пример Сконхейду, окликнув: - Красавица! напиться не найдется?
Рябина: Девка только глазами хлопнула - и куда смелость подевалась. А как поняла, что это к ней обратился заезжий молодец, так и вовсе душа в пятки ушла. Молча перевела взгляд с воинов на батюшку-кузнеца, что уже недобро хмурил брови. - Как же не найтись, найдется, добрый человек... - отмолвила наконец кузнецова дочь. Добавила было что-то еще, да грозный батюшка остановил: - Иди в дом! - И напутствовал бы шлепком пониже спины, да при гостях неудобно как-то, девка все же на выданье. А все равно не дело перед чужими молодцами красоваться, когда своих в деревне сыщется. Этим-то мимо девки что мимо гороха - как пройти да не ущипнуть!.. - И вам, добрые люди, мир по дороге, - кивнул кузнец, обращаясь к светловолосому, надобно думать, старшему среди двоих. - Случайно на деревню нашу набрели или ищете чего? За спиной кузнеца скрипнула дверь, тот обернулся и вовсе дар речи потерял - чему только учили неразумную девку! А Рябина уже спускалась с крылечка с полным ковшом кваса: - Отведайте, добрые гости, чем Боги миловали... Протянула ковш тому, второму, что пить попросил - а у самой сердчишко, что хвост заячий, трясется. То-то Борислав все бредил, мол, на север к урманам пойду, еще словом таким мудреным их величал - викинги... Ясное дело, за такими как не пойти! Как бы сами прочь не погнали, а пойти-то так запросто. Вот сама прямо сейчас встала бы и пошла, и пусть строгий батюшка сколько угодно гневается, все равно просватает дочку по весне. Мать - та мудрее, сразу смекнула, что почем, сразу завернула дочку назад, да еще и квасу щедро отмерила, гостей угостить.
Флоки: Хотя чары красавицы Чернавы не только не утратили над нурманом свою власть, но казались только сильнее с каждой встреченной девкой (может, и в самом деле подсыпала знахарка косматому своему ухажору какую присуху, с нее, ведьмы черноглазой станется), Флоки не помедлил мигнуть росской девке ярким зеленым глазом, принимая у нее вожделенный ковш. На всякий случай повел носом, разбирая "хлебное вино" на запах, не горчит, не кислит ли подозрительно - а потом надолго приник к краю, позволяя разве что двум-трем каплям скатиться с него по широкой груди. Сам же сквозь ресницы продолжал высматривать: как стоят словене, не собираются ли толпою, не вздумал ли кто зайти с тыла, да стукнуть рогатиной в подреберье, чтобы не мозолили глаза непрошенные и названые чужаки. Верно говорят, врагов держать надо поближе друзей, чтобы, чуть что, глотку им перерезать,- да вот и девка эта, ежели что, сгодится. До кузнецов, обратившихся к Сокнхейду, ему дела не было: пока собаки лают, в горло не вцепятся. А остальные, вроде, завидев, что товарищи с пришлецами говорят мирно, без спору, поопускали руки, переглядываясь да прислушиваясь, к добру или к худу явились в селение новые гости. Прикончив питье - до половины, как водится - и протягивая посудину уже готовому вступить в переговоры Шутнику, сам он обратился к девке, решив, что толку от подобной беседы будет, возможно, и больше: - Спасибо красавица, за доброту, а то бы совсем с жизнью прощался,- утирая кулаком мокрые кончики усов и оскалив зубы, хотя прекрасно знал, что красоты ему это не прибавит, изрек нордменн.- Жарко у вас здесь, что в твоих южных землях; только что деревьев с орехами с мою голову недостает, да горбатые гамали* не бегают. Слыхала про таких? Чудные звери, месяц могут не пить, не есть, потому еду и воду носят в своем горбу. А, может, и у вас есть?- вывалив этот ушат словесной лапши на растопыренные с любопытством ушки словенки, он принялся ожидать, когда женское любопытство возьмет верх над присутствием отца и суровым запретом. А что так будет - не сомневался. * гамаль или джамаль - по-арабски верблюд.
Сокнхейд: Сокнхейд глянул краем глаза на девку, что шмыгнула в избу после слов отца или старейшины. Скорей всего старейшины, раз уж речь держать удумал. -Случайно иль не случайно, разве ж ваши боги не велят к прихожим относиться гостеприимно?- издалека начал Сокнхейд. Тем временем девица, несмотря на запрет старосты, что кузнецом оказался, вышла с ушатом какого-то питья и передала его Флоки. Шутник покачал головой, мол, непуганные девки у этих словен. Да, с одной стороны сам помощник хевдинга знал, что идут они с миром, но вот так вот запросто выйти к незнакомцам вопреки запрету отца? Однако смело. Черноволосый наконец-то надумал передать ковш после того, как выхлебал все две трети, не иначе, не мед, конечно, но в начинающийся зной самое оно - квасок. А жадный до квасу нортумбриец продолжил чесать лясы с дивчиной. Терпкий вкус настоявшегося кваса коснулся языка. Холодное питье прекрасно утоляло жажду, в этом-то местные толк знали. И с похмелья хорошо помогало. Чуть ли не лекарство от всех болезней. -Смотри,- спокойно сказал он на датском,- азинус твой ведьма-то зачарует, отпадет и убежит, ежели проведает.. А потом переключился на широкогрудого мускулистого краснолицего кузнеца. -Наши Боги велят сначала накормить, напоить, а там уж и о делах спрошать, но то далеко отсюда, может и не слыхали о таком обычае... А взгляд на девку вопреки воли скатывался. Теперь Шутник понимал, почему Сигват Волк все время ходил сурьезный. Это у всех командиров обязанность такая. Сначала о хирде думать, потом уже о себе.
Флоки: немного поправил Флоки кашлянул, потому что ответ напрашивался уж больно похабный, да и мудреный - на том языке, что в Вечном городе христианские попы свои молитвы читают. Латынь он не то чтобы знал, но понимал, как и многое - через два слова на третье; язык звучный, красивый, что твой окситанс, да и половина Европы на нем изъясняется, ровно для случаев, когда двое встречаются, ни бельмеса друг друга понять не могут, и прежде чем за мечи хвататься (не обозвали ли кого азинусом, а то и вовсе самим анусом), начинают выяснять, кто кого сколько. Вряд ли, конечно, в этой стороне понимают просвещенную речь, но кто его знает... - Нокс венит пер пацис,- пробормотал он под нос, вспоминая, чему обучился за время скитаний по западным землям. Правда, самое слово "нокс" должно было, вроде бы, звучать как-то не так, и значило что-то совсем другое. Должно быть из этого другого значения, так и не пришедшего на ум, но вполне явного, явилась вдруг опять теплая затененная спальня, трещащий огонь в камине (это тебе не открытые очаги в домах конунгов, дававшие меньше света, чем копоти), тяжкое благоухание нагретого дерева и ладана. Словно из старого сундука прошлых дней извлекая слова, которые некогда произносила нед его колыбелью мать, он, запинаясь, повторил слова молитвы,- Panem nostrum quotidianum da nobis... Тут хирдманн, понимавший, но не ведавший сердцем глубины христианской молитвы, выразительно поискал глазами, поняв, что за долгую ночь во рту, если что и было, так одна только грязная вода, да земля. Шумно сглотнув и снова прочистив горло он уставился на словенку с тем видом, который сполна описывается известной пословицей: "так есть хочется, что и переночевать негде". * Nos venit per pacis - мы пришли с миром. Флоки путает местоимение "nos" (мы) с существительным nox (ночь).
Рябина: - Ты уж не обессудь, - развел руками кузнец, - но времена нынче лихие, всякого встречного-поперечного за стол не посадишь и в избу на полати спать не положишь. Потому-то и разумно сначала расспросить, кто да откуда. А еще не укрылось от кузнеца, как посматривали непрошеные гости на пригожую девку. Как бы еще за косу ловить не взялись, шут их, урман, разберет. Только вот ссориться с прохожими, что вроде и с миром пришли, тоже последнее дело. - Проводи гостей в дом, - кивнул Рябине кузнец, махнул рукой сыновьям и сам поднялся на крылечко. Скрипнула дверь, и осталась кузнецова дочь одна с урманами да с ковшиком в руке. - Вы уж не серчайте, - проговорила Рябина, как только закрылась за отцом дверь, - он у нас только для виду грозный. - И, разом позабыв, что надо бояться, заговорила: - Наши сказывают, дескать, вдоль реки корабли волоком шли, уж не ваши ли? Вот батюшка прослышал да и решил, что, мол, как бы обороняться не пришлось. А вы проходите, угощайтесь, не побрезгуйте. Заодно и расскажете про тех зверей дивных, что воду в горбах носят, - обратилась девка к темноволосому. - У нас таких отродясь не бывало, а вы, поди, и не такое в странствиях видали. Обернувшись к дому, Рябина отошла на шаг от крылечка, пропуская гостей вперед, и вдруг некстати вспомнила о Бориславе. - А не видали ли вы где-нибудь в лесу или на волоке парня из наших? Ростом чуть повыше тебя будет, - кивнула она старшему викингу. - Волосы темные, одет по-дорожному. Не видали?
Сокнхейд: Сокнхейд кивнул. Да, времена нынче лихие. Да и грозная слава за урманами шла, как величали скандинавов росы и словене, будто бы им лишь бы грабить да убивать. Что ж, большая часть этих россказней была правдой. Но разве может человек беспрестанно лить кровь да запасаться деньгами, что тот дракон из легенд англов? Нет, не может. Один посылает удачу храбрецам, а не кровожадным бешеным собакам. Добродушно настроенный помощник Сигвата еще раз кивнул и на сей раз добавил тем же хриплым голосом, но заметно тише. И все с тем же датским говором: -Благодарствуй за угощение,- поблагодарил он Рябину за квас и отдал ушат дивчине.- Наши, красавица, корабли.. А парня твоего я лично не видал. Ты видал его, Флоки? Шутник поднялся на крыльцо, в котором, как и у любого доброго хозяина, не было ни одной гнилой или скрипящей доски, и прошел в избу, вытерев ноги перед порогом. Хорошо жили хозяева, нечего сказать. Просторная изба, большой дубовый стол, ладные резные лавки. За такой стол спокойно можно разместить хирд, еще место останется. Запах свежего хлеба и похлебки с потрошками щекотил ноздри, напоминая нерадивому хозяину пустого желудка о том, что утро началось, а награды за ночное бдение вышеозначенный желудок еще не получил. Неважно, что на нем нет глаз и что бдить он только мешал. Викинг глянул на грязные сапоги. Он так и не запомнил, снимают ли по обычаю при входе в дом обувь или же сидят прямо в сапогах в избе.
Флоки: Флоки такими вещами, как сапоги, не озадачивался. Да и не было на нем сапог: громоздкие, с тяжелой подошвой - разве что нож за голенищем носить, да и то несподручно. Вместо них нортумбриец выбрал для утреннего перехода пусть и не самые удобные, но вполне еще новые башмаки из телячьей кожи, перешитые им на пятке только один раз, тому менее трех месяцев. Кожей и вощеными нитками он обзавелся еще до начала ссоры у белоярского купца, после долгого торга; пузочес проклятущий еще и ободрал его на добрых два золотника серебра - ну да с него за это, не иначе, ихние росские боги виру взяли, когда не обнаружил он не меньше десятка медных пуговиц. Одна такая пуговица, бочонком, еще и сейчас держала клапан башмака; вместо второй, потерянной, хирдманн, не затрудняясь, приспособил найденную чужеземную монету. Пропала бы вещь, ведь в уплату-то не возьмут, а так - и задаром, и нарядно. В общем, обут он был легко, чему радовался неизмеримо по нонешней-то жаре: соломенные подметки, то есть не сами, конечно, а те, что он для удобства клал в башмаки, куда уж были прохладнее, чем, пусть и тонкие, чулки в кожаном сапожище. Вода же и грязь, которых начерпал охотник куда меньше товарища, просто-напросто, по привычке, не особенно беспокоили второго гостя шарокогрудых россов: звали в дом, значится, знали, на что шли. Да и девка, как видно, здоровая, вон, в самой поре - не переломится, вымоет избу-то. ... Мотнув головою в ответ за вопрос Сокнхейда, мол, не видал, не слыхал, спытайте еще что-нибудь, люди добрые, черноволосый тоже поднялся в на совесть срубленный дом, по пути подмечая, какими взглядами провожали их местные и о чем меж собою переглядывались хозяева. Но, видно, и в самом деле, совсем заплохели его дела на этом ярком солнышке, да от запаха домовой печи, потому что мысли опять полезли в голову не те, которые нужно. О хирде и о его нуждах думалось Флоки сейчас в распоследнюю очередь (а и что за беда, на то к нему начальство дано), а больше глаз подмечал, как устроен дом, насколько ладно сложены бревна и сколь причудливым узором украшены матица и балки. За каким-то лешим он даже похлопал ладонью по нагретой солнцем и все еще отзывающей слабым смоляным запахом стене, как будто бы видел словенскую избу в первый раз и любопытствовал узнать, как оно все здесь устроено. Войдя же в избу, как то было положено, отвесил поясной поклон, приветствуя не то домового духа, не то желая здоровья всем, кто в этом жилище. Зеленые глаза опять скакнули на девку; подкрутив ус, он негромко, внушительно прокашлялся и произнес со степенным и словно бы даже слегка пораженным видом: - Однако же... крепко живете.
Рябина: Стало быть, не видали Борислава. Вот ведь горе луковое, пойдет по шерсть, а вернется сам стриженый. Правда, может быть и такое, что паренек обратно к Веде повернул. Ну и пусть его. Не бежать же, в самом деле, обратно в Заозерье. Да и, по совести сказать, не больно-то и хотелось. Сам тоже хорош, разве ж так из гостей удирают? Точно его тут палками били. Ни тебе спасибо, ни до свидания - чему только отец с матерью учили? Кузнецова жена оказалась бабой толковой, мигом собрала на стол, вынула хлеб из печи. Преломивший хлеба с хозяевами - добрый гость, безо всякого злого умысла заглянувший на огонек. А коли случится так, что сегодня с хозяевами за одним столом ешь, а завтра меч на них точить надумаешь - нет у тебя, стало быть, ни чести, ни совести. - Угощайтесь, воины, чем Боги миловали, - кивнул кузнец, вытирая руки вышитым полотенцем, пока кузнечиха доставала из печи чугунок с похлебкой. - Да сказали бы уж, как вас люди зовут. И правда, воины, подумала вдруг Рябина, посматривая то на одного, то на другого. Уж на что Борислав статью удался, а этим все равно не чета. Они-то наверняка и в дальних странах бывали, и смерть не понаслышке знают. А еще подумала - назовутся ли? Скажут ли - я, мол, такой-то, или ответят, как у словен принято - дескать, так-то и так-то люди зовут?
Сокнхейд: Сигватов помощник степенно прошел к столу и провел пальцами по дереву. Он любил ощущать в руках дерево, любил и железо каленое мять и созидать такие вещи, которые не зазорно было бы не только конунгу в дар принести в знак уважения, но и Тору. Наверно, поэтому он пользовался секирой в бою, а не благородным мечом. Дерево, ежели ты правильно подобрал его, не подведет ни в бою, ни в работе. Вот и потрогал он ладный стол, ведь маленькая капелька грязи может запятнать рубаху так, что потом не отмоешь ее. Так же с репутацией. Вот вроде бы все замечательно и ладно у какого-нибудь ярла, а вот выйдет в люди с дырявыми портками, никакой уважающий себя воин с ним потом не пойдет в бой. С кем попало Сокнхейд хлеб не переламывал. Стол был хороший. И это тоже значило немало. Он прошел к умывальнику и сполоснул руки, показывая, что и помыслы его чисты. -Сокнхейдом мать нарекла,- коротко ответил волк Одина.- Ладный стол у добрых хозяев..- своеобразно воздал должное кузнецу и его жене викинг, садясь на скамью.- И ладная дочь у добрых родителей,- добавил он, уже примостив свой зад на дубовые доски. Проведя по бороде влажными руками, Сокнхейд пригладил ее, чтобы не торчала в разные стороны и не ела вместо него. А то как же, макнешь бородой в чарку - половину выпьет. А сегодня был черед поить и кормить желудок. Насколько знал Шутник местные обычаи, к делу тут сразу не переходили. Сначала степенно разговаривают, потом расспрашивают о житье-бытье. А дела в последнюю очередь решаются, как все вкусное оставляют за столом напоследок. Это не крикливые ромеи, что за золотую монету готовы съесть ведро навоза конского. Словене не понаслышке знали, что такое честь и совесть. Как и скандинавы. -Как житье у вас тут? Не беспокоит нечисть какая? А то слыхал я, что неподалеку, в двух неделях пути вверх по течению, волкодлаки завелись...
Флоки: Кровь, бежавшая по жилам Флоки, лишь на одну половину принадлежала отважным и простодушным сынам Северного пути,- однако и ему довелось, сперва в отчем доме, а потом и во франкском лагере своих новых товарищей, усвоить простую истину: настоящий хозяин сперва со всей щедростью потчует гостя, подносит тому богатые подарки, которые бы не уронили его звания хлебосола, выслушивает все, о чем тому будет благоугодно поведать, на трезвую, а, может, и на пьяную голову - и только потом, когда решено дело с ночлегом и все уже перепились до потери облика, иногда интересуется, с кем вообще имеет честь говорить. Почти того же обычая придерживались при дворе нортубрийских владык, а уж рыцарям благословенной окситании оно, при тех пестрых значках, что малевали они на щитах и возвышенно называли блазонами, имя свое называть было и вовсе без надобности. Нельзя сказать, что такое расточительство с тем, кто, может статься, ночью пырнет тебя в брюхо, а то и обрюхатит твою любимую дочь, представлялось хирдманну делом полезным, но - закон есть закон; поэтому, оценив и настороженность россов, и жертву Сокнхейда, честно назвавшего свое имя кузнецу, Флоки предпочел, как и во время ночных переговоров, предоставить держать ответ помощнику хёвдинга. Меньше знают - крепче спят, а в таком деле, что намечалось, имя каждого воина деревенским вовсе без надобности. Потому ни одного из Сокнхейдовых подвигов он повторять не стал, и к столу-то не особенно торопился, с видом блаженненького продолжая озирать ладно сколоченную избу. Лишь когда по горнице распространился запах горячего хлеба, а голодное пузо завыло почище твоего волколака на полную луну, повернулся и направился к столу. По пути с хитрецой глянул на девку, хлопотавшую с матерью по хозяйству (сразу было видно, что дочь, дочь любимая), и снова разгладил усы. Чернава авось не прознает, а хозяевам, особливо матери, уважение: баба многое может простить захожему мужику, и грязь на ногах, и, случается, мелкую покражу, но того, что не замечает он ее красоты - не простит никогда. Перебивать старшего, даром что тот ему до уха лишь доходил, да на добрый десяток лет был годами меньше, было непристойно, так что хирдманн лишь поерзал на лавке при упоминании ушедшего из самых его рук Ксара, соображая, к чему бы Шутник завел разговор про чудовище. Догадывался или же знал?
Рябина: Вспыхнула смущенная девка, что твой маков цвет, и поскорей спрятала лицо в ладошки, чтобы, не приведи Боги, никто не заметил. Видно, мастер был чужестранный воин с девками разговоры разговаривать, да такие, что маслом по сердцу. Вот ведь как бывает - иной раз скажешь, не подумавши, точно камешек, под руку подвернувшийся, бросишь наугад, не зная, куда упадет - а он возьми да и упади как раз туда, куда надобно. "А ты, добрый молодец, небось присвататься решил?" - подумала было Рябина, а сказать не сказала - побоялась при батюшке с матушкой. Это ж тебе не посиделки, где за чересчур смелые речи ухо не открутят. А ну как и вправду посватается, так ведь батюшка не отпустит. Не выдаст дочери замуж прежде того, как средний братец жену возьмет. "Ой мне!" - Не видали, - покачал головой кузнец в ответ на вопрос о нечисти. - К нам таковые не захаживают, а коли зашли бы - огнем да вилами отвадить долгое ли дело. А что, самим встречались небось? - и довольно разгладил бороду, перехватив ненароком взгляд темноволосого, что так и не пожелал назваться, а уж с дочерью кузнецовой перемигивался... "Нечисть в лесу завелась, надо же, - думала промеж тем Рябина, старательно выговаривая про себя мудреное имя старшего. - А ну как и Борислава, горе это непутевое, оборотень сожрал и косточек не выплюнул?"
Сокнхейд: Сокнхейд глянул хмуро на хозяина дома. -Встречались, да не мне...- неопределенно ответил он, косясь на Флоки. Чем там закончился дозор с разбойником викинг так и не спросил. А Весть не удосужился доложиться. Посему выходило, что помощник Сигвата и не при делах. Не в курсе дел, как говорили торговцы, ходящие по морям с различными товарами. Вот было дело, когда Шутник ходил еще не на сигватовом драккаре, а под стягом хевдинга Хельги Рыжебородого, взяли они как-то щедрую добычу с такого корабля. А там мешок с каким-то порошком красным. Ну тогдашний помощник и сунул голову в мешок, думая, будто бы там пряности ромейские, корицей называемые у них. Оказался красный перец. Полдороги викинги, да чего уж там, и сам хевдинг хохотали до слез над чихающим норманном. Но то было добрых пять зим тому. А сейчас Сокнхейд пробовал угощение, коим вздумали потчевать хозяева. Говорят, что насколько дорог гость, настолько вкусно угощают его. Если верить этому изречению, выходило, что викинги тут дороже родни. -В том-то и беда, что приходят они - люди, как люди. А на уме.. Лишь Богам ведомо, что на уме у них..- отвлекшись от трапезы произнес светловолосый воин. Однако тут же перестал отвлекаться, опасаясь, как бы Флоки не схарчил все один, покуда он тут с хозяевами общаться надумал. Когда же ложки заскребли по дну чугунка, наевшийся Волк Одина откинулся чуть назад. -Благодарствуйте, добрые люди, за угощение. Еда, достойная Богов,- потом вытер усы и стряхнул с бороды хлебные крошки крошки.- А чего это красавица ваша все в уголку отсиживается, да лица не кажет, будто бы зазорно ей с нездешними за одним столом сидеть?
Флоки: Недовольный взгляд Шутника Флоки не то, чтобы притворился, что не видал - не различил в самом деле, занятый выставленным угощением. Ни ночная драка, ни упущенный оборотень, ни мысли о зазнобе, оставшейся в лагере, не могли перебить волчьего аппетита, с каким он набросился на еду. Впрочем, не до такого, чтобы себя уронить, чавкая, словно свинья в навозе, и бородой подметая со стола крошки. На подобное непотребство бродяга-нортумбриец сполна нагляделся и на пирах у окситанских вельмож, и в Ромее, и в Риме, и, что уж там, среди своих соплеменников. Пристойности в этом было на грош, но польза все же случалась: нет-нет, да и поперхнется какой-нибудь недруг непережеванной говядиной али свининой, которую, кстати, в южных землях и не едят почти, называя нечистым кушаньем. Может, оно и верно, конечно, да только нечистоты в ином кабане, распустившем брюхо да отрастившем в ушах щетину - хоть тюфяк набивай - куда поболее, чем в рыжебородом борове при портках да в серебряных гривнах: что тот мордой в корыте, что этот, пузыри пускает, смерть свою накликает, иной раз в хмельном угаре толкнешь ненароком, глядь - праздничный пир превратился в поминки, ни радость наследникам и иным щедрым людям. Так что сам Флоки трапезничал неторопливо, словно бы не грызли его внутренности волки похуже чем Гери и Фреки, а то и самого Фенрира. Пока Сокнхейд разглагольствовал о высоком, под шумок, не стесняясь, набивал брюхо, потому как когда еще поесть случится - одним норнам ведомо, а дармовая кормежка случается не каждый день. От походного котла многого не урвешь, там еще десять человек ложками стучат, только поглядывай; разинешь рот - и оттуда кусок вынут. Ибо сказано: человек человеку лупус ест. Надо бы чего-нибудь и Чернаве раздобыть, а то совсем бабочка отощает на траве да корешках, прихватить же потом не за что будет... Эта мысль, вполне ожидаемо продлившись, навела его снова на соображение о ночлеге. Впрочем, похоже, Шутника эта мысль тоже не покидала, потому как тот принялся неожиданно, нет чтобы по делу, судачить про хозяйскую дочку: мол, красавица, иди сюда, садись на колени, а то мужик в обнимку с секирой да с уключиной совсем одичал уже. Язык у Флоки сразу же зачесался поведать сигватову помощнику, что ему, ежели исходить из ромейского закона о гармоничности, с его-то недолгим носом и подкачавшим росточком у девок рассчитывать вовсе не на что. Ну разве что на своих предков-азинусов. Или на то, что какая баба в предсмертном желании скажет, чтоб ее отдали эдакому вот несчастливцу, в утешение его горькой доли. Однако же, не сказал. ... Когда Шутник принялся звонко стучать по самому донцу, хирдманн уже давно был сыт; хоть и говорят, что подонки подчас вкуснее верхов, да только скрести их по чужим чугункам нортумбриец считал делом не очень достойным. Словно бродяга какой, кашу съел, да котлом подавился; опять же, вдруг пригорелое или попало что у нерадивой хозяйки - не травиться же по глупой жадности? Ложку, поданную русами, он тут же сунул за пояс - не потому, что у чернавиного костерка надоело с одной варево хлебать, а чисто по привычке. Впрочем, проделано это было так ловко и с таким честным лицом, что даже и сам хозяин дома на миг усомнился бы - а точно ли подавал прибор гостю, не свою ли тот вытащил? Зеленые глаза Флоки снова скосились на девку, к которой Шутник уже впрямую начал подбивать клинья, и в них промелькнула насмешливая искра.
Рябина: Кузнец даже глаза вытаращил от такой неслыханной дерзости. "Много воли забрал, гость непрошеный", - подумал было тот, но не сказал. - А затем и молчит, что покуда не спросили, - отмолвил хозяин дома, грозно зыркнув на дочь с женой из-под бровей. У бабы волос долог, да ум короток, совсем позабыли, что с чужаками лучше держать ухо востро. И рад бы батюшка-кузнец отпустить дочку с гостями поневеститься, да прежде среднего брата, покуда неженатого - срама не оберешься. Коли совсем уж с праотеческими, праматеринскими заветами не считаться, что же это будет? Не станет закона. - По душе ли угощение пришлось, добрые гости? - степенно, как подобает истинной хозяйке, произнесла кузнецова жена, точно надумала по другому пути беседу повернуть. С мужика спросу мало, ему бы только кулаками махать да трепать языком, а бабьей смекалки мужику недостает изрядно. Слыханное ли дело, сразу, точно бык на ворота, переть без разбору? - И как же это вы, молодцы, на нашу деревню-то набрели? - продолжала разговор кузнечиха. - Сами нас нашли аль подсказал кто? Может, чего ищете?
Сокнхейд: Шутник глянул на хозяина еще раз. Хороший отец свою дочь сбережет. Да вот только стоит ли с воинами, на которых особая благодать грозного бога войны, самого Одина, лежит, ссориться раньше времени? Для чего прятать жемчужину и любоваться ей одному. коли жемчужина без изъяну? Тяжелый взгляд был у викинга. -Вкуснее только у матери едали, добрая хозяюшка,- ответил он кузнечихе.- Да и то вот на столечко вкуснее,- он показал расстояние между указательным и большим пальцами, в через которое и иголка искусной швеи вряд ли свободно бы прошла.- У этого-то молчаливого и в снежную зиму снега не допросишься, не то, что благодарности. Скромняк он,- усмехнувшись произнес викинг, вспоминая, каким пальцем и откуда тот собирался доставать свой глаз, положенный на знахарку, Флоки.- Иной раз и не знаешь, то ли совсем язык отсох, то ли не понимает, что ему глаголют. Не сердись на него, ежели чего.. Не со зла он, а от переизбытка чувств. Сокнхейд положил обе широкие ладони на столешницу. -А про деревню, хозяюшка, узнали мы вот как. Вчера ж Боги ваши бились насмерть. А мы к берегу в тот день причалили. Ну и подумалось, не станут ведь боги в закутке сечься. Значит поблизости есть жилье какое, люди... А то ведь на досках корабля особо не разлежишься.. Ни тебе печи теплой, ни крыши над головой... А как готовят, так они хоть весь день стараться будут, лучше вас двоих и не приготовят ни в жисть,- норманн опять глянул на кузнеца.- Да и оружие в сечах зазубривается, не выправишь просто так.. Вот коли бы кузню ладную найти... Ну да это вряд ли... Не могут же в одном доме и готовить от души и ковать искусно. Не встречал я еще такого... Он нарочно принизил заслуги кузнеца. Варианта три: хозяин либо кинется с кулаками, либо обидится и прогонит взашей, либо пойдет доказывать обратное. Именно на третье рассчитывал невысокий варяг. Кидаться с кулаками на воинов - себе же дороже. Обижаться - чай не девица красная, чтоб обижаться. Оставалось третье.
Флоки: Хорошо Флоки не ел, а то б поперхнулся насмерть - и прощай тогда, зазнобушка-Чернава, теплый да крепкий дом, какой он, порази его торов молот, он обязательно выстроит где-нибудь в укрытой от бурь долинке, орава детей да одеяло из белых песцовых шкур. Так или примерно так представлял себе блудный хирдманн свое будущее, поглядывая звездными ночами на обсыпанное блестками небо, крутя носом от запахов чужого летнего леса. Лето, как эта самая девка, только входило в пору, становилось духмянее и горячее, чуток погодить - поцелуями своими сведет с ума, разожжет кровь в теле земли, и превратится она в молодуху, а там и жену на сносях - сладкую, словно наполненную тягучим лесным медом, обремененную предвкушением новой жизни. Эх, поскорее бы! Этот вздох, относившийся не к лесу, не к весне, а вообще непойми к чему, заставил щеки нурмана покрыться румянцем. Ни дать, ни взять, сам как девка стыдливая, словно в подтверждение слов, брошенных про него насмешливым товарищем. Так уж и быть, от него не убудет, а у сурового кузнеца, что уже без того зыркал на Сокнхейда из-под мохнатых бровей, доверия к молчаливому будет больше. Хотя... кто ж из смирных так-то трескает, только что уши не ломит? Похвалу хозяйке он одобрил, а вот хитрости Шутника не оценил. Где ж это видано, чтобы с своем дому хозяина хаяли? К тому же росские клинки да серпы Флоки видеть доводилось: и даром, что железа в нынешних местах не добывали, находил он мастеров здешних весьма ловкими, в работе искусными. А еще говорили, что колдуют они помаленьку, лошадей, там, заговаривают, или на оружие чары наводят. Посмотреть бы... - Ты и сам кузнец,- подал "скромняга" голос, обтирая рукой бороду, на какой оставались ну разве что мелкие крошки.- И жрать вот у тебя получается хорошо. Почему бы это?- нортумбриец ухмыльнулся, откидывая назад черную гриву, кидая короткие взгляды на хозяина, его жену и все еще смущенную девку.
Рябина: Кузнец только усмехнулся в усы. А то гости не видали рядом с домом кузню. - Твоя правда, - степенно кивнул хозяин дома. - Коли торопитесь, могу хоть сейчас оружие поправить. - А коли спешить вам особо некуда, - добавила кузнецова жена, - так и оставайтесь, ночь переночуете, а поутру и пойдете себе с миром. Поди, - кузнечиха подтолкнула дочку кулаком в бок. Рябина мигом смекнула, чего от нее мать требует, и шмыгнула вон из-за стола, только дверь хлопнула. После Бориславова гостеванья ни мать, ни дочь в клеть не заходили, а надобно бы привести в потребный вид ее, клеть-то. Выскочила девка на крыльцо, порскнула в клеть, по пути наподдав ногою позабытой на ступенях прялке. И чего это вздумалось матушке с батюшкой урман привечать? Поговорили бы, ну, квасу с дороги напились, да и разошлись бы с миром. Ан нет, что-то у матери было на уме, что ей, Рябине, неведомо - потому как девка неразумная, жизни не ученая. Неужто и правда надумала сметливая баба дочку со двора за чужеземного морехода сговорить? В деревне, понятное дело, женихов не сыщется, ну так коли поискать, так, может, и нашлись бы. Оно ей, матери, надобно - чтобы рожоное дитя не пойми с кем переглядывалось? Стало быть, надобно. А может, просто решила кузнечиха поступить, как обычай велит - накормить гостя, пусть даже и незваного, спать уложить, да и отпустить после с миром. Покуда обедали, девка то на одного, то на другого посматривала и все думала - который же краше? Тот, у которого имя мудреное, уж больно болтлив, куда оно годится? А второй, напротив, сердит, как еж. Выйдя из клети, кузнецова дочь вернулась было в дом, да отдумала. Подняла-таки с крыльца прялку и уселась на нагретую солнцем ступеньку, по волоконцу распутывая свалявшуюся кудель. А то скажут еще гости, дескать, лицом румяна девица, а руки не тем концом приставлены.
Сокнхейд: Больно болтливый викинг посмотрел на хозяина с уважением. Не обиделся и отбрил так, что не каждый воин отбрить сумеет - предложить заняться инструментом, которым другой себе на еду зарабатывает... Какой же воин первому попавшемуся свой меч даст править или секиру? Э, нет. Даже несмотря на то, что накормили и приняли их как подобает, негоже оружие отдавать в чужие руки. -Добр ты, славный человек, хоть имени я твоего и не знаю,- обратился он к кузнецу.- Да только ежели я тебе предложу дать мне свой молот да наковальню одолжить на вечер, так ведь ты ж не дашь. Уж не обессудь, не могу я дать свою секиру, хоть и уважил ты нас вкусным угощением... Это ж сродни, что жену свою другому отдать. Сокнхейд повернулся к Флоки. -Вишь, в чем дело-то.. Кто работает, тот и ест... Это ты безделием маешься весь день, а потом к котлу на пару ложек подходишь, боишься, как бы зад шире плеч не стал. -Еще раз благодарствуй хозяюшка, доброй едой накормила.. Он встал с лавки и поклонился сначала хозяйке, ее ведь стряпня, а потом и хозяину. Ежели мужик умный, не станет брови хмурить и сердиться почем зря, поймет за что бабе первой похвала досталась. -Спроси у них насчет ночлега для девок русовских да, может, для всех место найдется,- сказал он Флоки на датском.- А про девку воеводину я попозжа вызнаю, потерпит, чай не маленькая, головой сначала думать надо.. И шмыгнул за дверь входную - чуть не упал, вовремя заметив сидящую на крыльце пряху, которая так и не назвала имени своего. От неожиданности он аж остановился и ненадолго потерял дар речи. Но потом взяв себя в руки подсел на ступеньку, хоть и выскочил-то в отхожее место сгонять. -А ты чего не идешь в избу, красна девица? Никак все же зазорно тебе с иноземцами сидеть?
Флоки: Последний выпад Шутника Флоки пропустил мимо ушей, потому как тот внезапно засобирался, не иначе разохотился прижать девку с темном уголке, то-то она так на него глаза таращила. А остальное, мол, доделывай! И все ровно в тот самый момент, когда тот уже предчувствовал приближение истомы, слетающей на всякого, кто, как говорит христианская книга, был алчен, а теперь от пуза насытился. И кто после такого из них кобель драный? Впрочем, всерьез на Шутника он и не сердился. Напротив, в его отсутствие можно было обделать все дело к своей, а не сокенхейдовой радости. Товарищи они, конечно, товарищами, но в чистом поле каждый пенек себе князь, порука да указ, к тому же сердце уже давненько изныло, сострадая, как же зазноба его черноглазая спит, словно горькая вдовица, на холодной земле, да колючих ветвях, небом укрыта, коса ветром завита... А главное - одна! - Ты уж прости его, хозяин ласковый,- неторопливо поднимаясь из-за стола, и сметая крошки в смуглую, длиннопалую ладонь, которой хват однако же был неразмыкаемым и смертельным, с извинением проговорил Флоки.- Товарищ мой, правда, человек большой, у самого нашего князя за воеводу ходит, да одна беда - головой скорбен. Иной раз ну вот совсем встанет и не помнит, как его звать-величать, другой раз - с кем и где спать ложился. Оно конечно, на перине и лягушка княгиней покажется, да не избалованны мы перинами-то... Флоки говорил на языке россов складно, неторопливо, разве что с еле уловимым акцентом; говор этот казался ему красивым, певучим, разве что забавлял его обратный, в сравнении с норском, порядок слов. Слов знакомых, латинских ли, греческих, попадалось исключительно мало, так что приходилось обходиться освоенным за два года - и все же сейчас речь его была достаточно плавной, почти как у певцов, что звенят гуслями на широком пиру. Откуда что у насупленного ежа взялось! - Иное дело - детки да бабы. Мы ведь вроде как с места на место переселяемся, второе лето уж на этой земле, пообросли семьями-то... Вот я, например, человек женатый, ждет меня любушка-красавица, горючие слезы льет, по голой земле белые кости студит. Случись вдруг дитя - хворое же родится,- в этом месте нордменн вздохнул, сдвинув светлые брови, спав с лица, словно и правду, уже с плачем наклонилась вдруг Чернава над люлькой, в которой лежало хворое дитя. И картина эта внезапно так прихватила его за сердце, что, ни раздумывая долее, он выпалил: - Пустите переночевать, добрые люди. А что положено, я отслужу.. сладимся,- он выразительно потер руку, на которой серебряной змейкой поблескивала витая серебряная гривна, самая надежная и самая распространенная на те дни мера оплаты. Потом, решив, что, пожалуй, хватил сильно лишнего, он почесал в затылке и поправился с некоторым смущением. - Все одно же, в деревне вашей нам не ночь, не две на волоках куковать, а баб с ребятишками жалко. Да кому же охота с молодою женой в общей избе-то толкаться,- кривая улыбка мелькнула под черной полоской усов, в надежде, что супруги, не одну зиму греющие друг друга под одеялом, поймут его нетерпение.- Всяко же лучше, чем мужики молодые станут вокруг двери... хохолками трясти,- в последний момент поправился разговорившийся нордменн, чуть не брякнувший иное, совсем непристойное слово.- Дочь ведь у вас на выданье...
Рябина: - Оставайтесь, оставайтесь, - отмолвила кузнечиха, гадая, куда это дочь запропастилась и навела ли порядок в клети. - Место для ночлега мы вам найдем, чай, не на земле же спать. Правда, устроим мы вас в клети, уж не серчайте, зато все не в лесу, мхом укрываясь. - А это спрячь, - сурово приговорил коваль, отводя протянутую ладонь нордменна с серебряной гривной. - Не на постоялом дворе, чай. С гостей за постой платы не возьмем, покуда не зачнете парней местных задирать да девок за косы ловить, - добавил он полушутя-полусерьезно. - Может, тебе, славный человек, клеть показать? - предложила кузнецова жена. - Так пойдем, а не то, паче чаяния, еще отдумаешь. И первой толкнула дверь, ведшую на улицу. Рябина только-только пристроилась на ступеньке и думать забыла про мимохожих урман. Потому-то и не сразу смекнула, кто же этак сразу, без обиняков, заговорил с нею, да еще и красавицей назвал. Красавица, как же. Найдутся в деревне девки куда краше, взять хотя бы старостину дочь. И то верно, староста, он сродни вождю, а как вождь в любом деле каждого превосходит, так и дочери у него первые невесты в округе. А тут - погляди-ка, грудь не распетушил и не пошел по дворам этаким гоголем, изыскивая посередь местных девок, которая краше да сговорчивей. Завел беседу чин чином, даже руки бесстыжие не потянул куда не след. - Ты уж не серчай, добрый человек, - ответила Рябина, как полагалось, честь по чести, - да только матушка с батюшкой сами управятся, ты же не ко мне в гости заглянул. А мне велено было ночлег вам приготовить. Само собой, не вставать же хозяйке из-за стола. А с кем сидеть за столом, - с урманами ли, с местными ли, - разница невелика. В том лишь, пожалуй, разница, что будь на месте пришлого воина с мудреным именем кто из знакомых парней, сразу бы "по старой дружбе" прижал бы девку за сараем где-нито. Гости - они на то и гости, чтобы себя в чужом доме блюсти.
Сокнхейд: Сокнхейд усмехнулся в усы и широко улыбнулся. -А ежели б к тебе пришел, неужто не избегала бы?- спросил он, прищурившись. Шутник полез в кошель и через короткое время извлек из него украшенную иноземным узором серебряную пряжку. Такие были в ходу в Ирландии. Подумать только, рыжебородые носили их на ремне, не опасаясь, что кто-то позарится на добро. Будь ты трижды осторожен и четырежды под благодатью Одина, не убережет тебя ни Мудрейший, ни слух от брошенного в затылок камня. А с коченеющего мертвеца разве что молокосос не снимет украшение из дорогого металла. Эту самую пряжку, которую он честно завоевал в бою, а не предательским камнем в затылок, он протянул на широкой мозолистой ладони Рябине со словами: -Уважь, красна девица, прими подарок. Не как плату, а как благодарность за добрый привет и за то, что глаз ласкаешь, как березка в поле. Наши Боги велят благодарить за добро. То, что Боги велят позор и оскорбления смывать лишь кровью, Сокнхейд благоразумно утаил. -Не подумай, будто бы как купец покупает за серебро товар, я собираюсь купить твое внимание... Сам не знал викинг, почему так распинается перед рыжей девкой. Вроде бы и на лицо красивее встречал, и выше видал... Ан-нет, чем-то притянуло его к ней. И всенепременно он желал, чтобы она отнеслась к нему так же, как он к ней. А что отец у нее грозный с виду... Так все отцы таковы. Кто ж дитя свое уберечь не пожелает? Да и кого, кроме Богов, бояться настоящему Волку Одина? Он даже не замечал, как настороженно смотрят на него несколько пар глаз. Местные всегда настороженно принимают гостей, а ну как тать придет какой? Или же те самые волкодлаки в шкуре людской? Вот уж беды не оберешься. А еще морскому разбойнику стало жарко под летним утренним солнцем и он свободной рукой скинул плащ с плеч.
Рябина: Девка только прыснула в ладошки - уж больно потешно выглядел суровый воин, изо всех сил старающийся вести себя смирно, точно ягненок на привязи. Неужто и правда надумал понравиться? Почто же тогда не стал похваляться воинской статью, не завел беседу о дальних странствиях, да такую, чтобы девица враз ушки развесила? Чудные они, урмане, с какой стороны ни погляди. Стрельнула лукавым глазом в воина, но пряжку взяла, подержала на ладонях, рассмотрела, точно прикидывая, куда бы этак ее пристроить, чтобы покраше смотрелось. Потом вдруг поднялась со ступеньки, зажав прялку под мышкой, и с таинственным видом шмыгнула за угол дома, знаком поманив гостя за собой. И вовремя - как раз распахнулась дверь, и на крыльцо вышли оба родителя вместе с темноволосым воином. - Пожалуй, гость дорогой, - степенно приговорила кузнечиха, - клеть тут недалече, идем за мной. И первой шагнула вниз по добротно сколоченным ступеням, поспешив отворить перед викингом дверь клети. В нос ударил запах свежей, нагретой солнцем соломы.
Флоки: За два года, что хирд протирал спинам да широкими плечами лавки в покоях белоярского князя, случалось Флоки бывать на многих праздниках, в том числе и на свадьбах: и старые вояки, случалось, заглядывались на румяных да крепких росских девок, чего ж взять с молодых мужиков, у которых, как в поговорке, удаль молодецкую водой не остудишь да палкой не перешибешь. Случалось ему бывать и дружкой, по славянскому обычаю отводя молодых в такой вот подклет - правда, по-праздничному убранный и приготовленных для принятия новобрачной. Кто ж мог знать, что вскорости самому случится озирать полутемный, душный, напоенный пряными, щекочущими нос запахами приют, куда вскорости приведет не наряженную в алый сарафан, по-праздничному убранную, смущающуюся невесту, но уже истомившую ретивое сердце, долгожданную жену. - Благодарствую, хозяйка,- кашлянув и оправляя черный ус, промолвил фьолменн, прикидывая, стоит ли как-то прибрать это место к появлению Чернавы; перина, положим, и кровать могут и не понадобиться, а вот покрывало какое, чтоб не наколола себе красавица-колдунья белые плечи да иные, не менее чудные прелести - оно, пожалуй, и к месту будет. Про себя же бродяга отметил, что дом кузнеца был точно не из последних в деревне, да и вся деревенька жила, дыр в кафтанишках не латая: на севере, да и на самом Западе иной раз, к началу лета у бондов не то сена - сухой соломки не останется. Хотя - столько мужиков в доме, травостой в нонешнем году хорош, успели и накосить. Пригибаясь - все ж таки подклет не хоромы княжеские - Флоки сделал несколько шагов по своему временному жилищу, и внезапно оно показалось ему таким ладным да чудным, что хоть навеки останься. Делов-то: не мочит, не сушит, тепло, ладно... а что голову в плечи втягивать, так не плясать пришел, а Чернаве с соломки мягкой не так уж и часто вставать придется. - Благодарствую,- повторил он, поворачиваясь к жене кузнеца и кланяясь той, как это было положено у словен.- А дочку бы ты вечерами держала подале отсюда. Мало ли, что девке вдруг померещится. Он выбрался из клети, не без удовольствия в последний раз оглянувшись на прибежище, выделенное ему россами, и отряхивая рубаху, к которой пристали какие-то еле видимые травинки. Налетевший ветер, словно желая помочь, взметнул шапку его черных волос, открывая блестящие глаза, в которых горело хорошо понятное нетерпение поскорее вернуться на это место, правда, в другой компании. - Хозяин твой шибко забранился, да я думаю - все одно, помощь лишней не будет, а благодарность моя - напрасной. Коли понадобится что - требуй, за доброту вашу отслужу, чем смогу, да за то, коли красавицу мою с лаской примете. А уж ежели где на реке и банька сыщется - век твоим должником буду,- он широко улыбнулся, стремясь смягчить впечатление от новой своей просьбы, одновременно понятной и уж чересчур дерзкой. - Не слыхала ли?
Рябина: Многоопытная баба вмиг сообразила, что имел в виду мореход, советуя дочку держать от клети подалее. Кузнечиха лукаво усмехнулась, попутно соображая, куда это могла снова подеваться непоседливая дочь. Да и второго что-то было совсем не видать. - Баню к вечеру истопим, - деловито кивнула хозяйка, - а помощи нам покуда что никакой не надобно. Мужиков в доме хватает, чтобы мужицкую работу делать, а гостей привечать, чтобы потом отработали - это же совсем совести не иметь. А где ж товарищ твой запропастился? - словно бы невзначай заметила кузнечиха и обернулась поглядеть на дверь. Как бы еще муж не вышел и не заметил, что девки во дворе нет. - Ты уж не серчай на мужика-то, - погодя добавила хозяйка. - Мы гостям рады, правда, чужие воины к нам не каждый день захаживают. Так-то, сам понимаешь, вилами со двора не прогонишь, а и ухо востро тоже держать не мешало бы. А что ж у тебя за красавица такая, отчего не познакомишь - ей ведь, как ни крути, здесь ночь ночевать.
Флоки: По-видимому, Флоки изрядно подисчерпал свой запас красноречия в предыдущем теченьи беседы, а, может быть, просто не хотел рассказывать о Чернаве, которую еще только предстояло предъявить молодым неженатым мужикам на погляденье да обсужденье (вряд ли удалось бы уклониться от того, чтобы разделить с хозяевами стол и хлеб),- но, так или иначе, он ответил куда как короче. - Так... на борту ждет,- вопрос был даже несколько удивителен: где это видано, жену впереди мужа пускать, чтобы поселяне на вилы вздели. Нешто бы хозяин свою-то отправил к чужакам, а сам бы на солнышке грелся? О таких обычаях Флоки где-то давно слыхивать приходилось, только вот что за подлый да трусливый народишко им баловался, сейчас он не вспомнил бы нипочем. Баб и детишек, случалось, толкали перед собою живым щитом, однако же хирдманн полагал такие вещи недостойными воинов. Да и не воевали они с поселянами, во всяком случае пока. Почему-то вдруг вспомнились ему вчерашние переговоры с росским конунгом и смутные толки, что-де, все дела закрутились из-за бабенки, которую он под себя хотел приспособить. Дело, конечно, великое: целый хирд на ноги поднимать, но хозяин - князь, а чужой обычай на то и чужой, чтобы ему молча удивляться да мириться. Хотят белоярские, пущай хоть ноги по задницу сотрут, их дело. Однако, оставить хозяйку уж совсем в полном незнании было невежливо, потому нордмен счел нужным прибавить, дабы уведомить, что никакого бесчестья и порухи от постояльцев той не грозит: - Их ваших она, из города Белого яру. Выходила меня, хворого... ну а дальше сама, небось, знаешь, что бывает. И тут же просиял, запоздало откликнувшись на обещание, от которого кровь стремительно забурлила в жилах. - За баню земной поклон, с пути баня - дело-то первое. По чистоте-то что богам молиться, что за честное дело приняться - завсегда надежнее...- спохватившись, что слишком много полощет языком, выдавая свои потаенные мысли, он тут же сменил тему.- А дочку твою враз отыщем, особливо коль возле Шутника она. Ты понюхай-то: где бражкой запахнет, значит, где-то недалеко.
Сокнхейд: Сокнхейд про себя усмехнулся. Все же девки любят чудные и блестящие украшения. А пряжка была и красивой и блестящей. Тем не менее, он шмыгнул вслед за девицей за угол дома, хотя и не понимал, к чему таиться - они ж не целуются на пороге отчего дома и не занимаются тем, что другие видеть не должны. Ну, тем, что Флоки называл "хохолками трясти". Шмыгнул и оказался чуть позади девки, что явно знала, как утаиться от материнского внимания, когда не нужно попадаться на глаза. Чего уж, дети всегда шкодят. За редким исключением. А забывают это все. За редким исключением. Шутник редко когда и уж тем более редко от кого прятался. Однако сейчас притаился. Рябина была чуть-чуть, самую малость, пониже Сокнхейда. Поэтому невысокому викингу пришлось высунуть голову через плечо дивчины, погладив непроизвольно по этому плечу своей бородой. И так же непроизвольно вдохнул запах ее волос. -Сам ты пьянь, жердь бородатая,- пробормотал тихо на датском наречии воин.- Брагой от меня несет... К быку присосись, доходяга.. И вправду, как могло нести от викинга. когда он только рог меду выпил? Это все равно, что от взгляда конунга молодухи тут же рожали бы. Помощник Сигвата нашел своей ладонью ладонь девицы и потянул настойчиво прочь от дома.
Рябина: - Из Белого Яру, говоришь? - прищурилась кузнечиха. - Вот оно, стало быть, как, в Белом Яру, видать, совсем мужики-то перевелись, что бабы с заезжими молодцами сбегают! Улыбка красила кузнецову жену необыкновенно. Сведомые люди говорили, что младшая кузнецова девка вся удалась в мать, и ростом, и статью, а мать по молодости лет была куда как горазда кружить парням буйные головы. Правда, сама кузнечиха давно уже думала о себе, что, мол, перебесилась, как сговорили ее за деревенского коваля, а нет-нет да проскакивала в ней прежняя лукавая девка. Отсмеявшись, хозяйка снова уперла руки в боки с напускной серьезностью: - Да ты что же это, добрый человек, друга своего срамословишь? Неужто и впрямь подумал, будто возьмется девку чужую свести со двора, что козу на веревочке? А и возьмется, промелькнула вдруг шальная мысль. И даром, что дочь росла не распустехой какой, а все равно - молодое дело-то, нехитрое. Не то чтобы смекалистая баба совсем уж надумала дочь-невесту к лавке в избе привязать. Да отец расшумится, вбил же себе в голову, пень сивобородый, что прежде старших меньшую дочь замуж не отдаст... Едва отошли от дома на пару десятков шагов, Рябина остановилась, упрямо нахмурила брови: - Ты куда же это, добрый молодец, собрался? Надумал друга одного оставить - так не по-людски оно, не по-дружески. Аль чего диковинного показать хочешь, так здесь и показывай. Глянь-ка, заупрямилась. А где-то спряталась хитренькая потаенная мыслишка: испугалась! Ну понятно, испугалась, не каждый день мимоезжие гости сводят со двора, да куда-то еще заведут, кто бы их, урман, ведал.
Флоки: Изумлению хирдманна не было предела: когда это аромат хмеля, овевавший буйную голову иного из сынов Одина все равно как амбра из восточных стран - чернобровую красавицу, стал почитаться чем-то зазорным? Оратаю надлежит пахнуть землею да потом. а воину, ежели в военное время - железом да вражьей кровью, а коли мир - медом и брагой. Не шахматами же, в самом деле, от него должно пахнуть! Поневоле вспомнился недавний рассказ Чернавы о странных русских обычаях и о том, как сетовал на них некий заезжий купчина. Хотя - кузнечиху тоже можно было понять: дочь-невеста, небось в деревеньке уже кто и присватался, а тут, как на грех - Шутник; того и гляди, заморочит девке голову, да уйдет за ним. Одна же, вон, ушла... Была бы его воля, Флоки бы уже припустил, что было духу, к росским лодьям, чтоб поскорее вести ненаглядную свою зазнобу на новое место, где уж никто не посмеет и глаз на нее поднять. Да вот беда: бросить товарища, особливо когда тот уже штанами за подол зацепился - последнее дело. Надо предупредить, а то быть Сокнхейду биту, да хорошо если только ему одному. В том, что сигватов помощник отлается, да еще и наваляет двоим-троим по сусекам калачей, которые те будут есть, горючими слезами обливаючись, нортумбриец не сомневался. Но мысль, что из-за того, что тот вздумал свой блуд почесать возле кузнецовой дочки. когда все так удачно и отлично сложилось, не давала покоя Флоки, заставляя его пуще родной матери тревожиться о едва знакомой девице. Деревень по пути еще не одна будет, девок - с перебором, успеет еще порадоваться. А сейчас ссориться с местными ну никак нельзя. Опять же, ночевать надо где-то и запасы в дорогу пополнить бы не мешало... Укрепившись этой мыслью, он направился обратно к крыльцу скорым шагом, вертя головою по сторонам на манер филина.
Сокнхейд: -Кто ж тебе сказал, будто бы я надумал его одного оставлять?- удивленно спросил викинг.- Хотя ежели чего, так не пропадет...- норманн говорил не быстро, чтобы не сбиться и не начать говорить на родном наречии. Не сорока ведь, чтоб трещать по два раза одно и то же. Спешка, как поговаривал Рагнар, бывший помощником Сигвата, когда Шутник только пришел в хирд, спешка только в одном деле хороша. В отрубании врагам голов. В остальном лучше не торопиться. Сокнхейд посмотрел в глаза так и не назвавшей своего имени дивчины, благо что не приходилось ни голову задирать, ни сверху вниз смотреть. -У нас на родине, в холодных северных фьордах, принято говорить правду. Скальды, сказители, если по-вашему говорить, те да, умеют красиво говорить и соловьем заливаться так, что тронуть могут сердце даже самого бесчестного душегуба. Я не скальд, но попрошу тебя исполнить две моих просьбы,- синие глаза не опускали глаз кузнецовской дочки.- Только сразу скажу, что выполнить нужно либо сразу две, либо ни одной. Подождав, пока девка поймет, ведь в речи его проскальзывали все же через девять слов на десятое, слова родного языка. -Скажи, как тебя звать, а то ведь неловко как-то, когда имени не знаешь, а в доме уже побывал... А второе желание я сам возьму, если доверишь имя мне. Тут, как говрится, либо Богам в уши, либо пальцем в небо. Чего просить изволил, сам Шутник-то знал... Но не произнес бы вслух, спроси его хоть сам Один. Хотя Отцу Богов и спрашивать незачем - и так все знает, не зря ж глаз Мимиру отдал да смерть испытал на себе лютую. Что же до Флоки, невысокий викинг знал, что тот непременно начнет искать его, чтобы быстрее рвануть к лагерю с вестями. А может и не только с вестями. Пронырливый нортумбриец не зря получил свое прозвище, ой как не зря.
Рябина: - Хитер ты, гость мимоезжий, - покачала головой девка. - Ведаешь ли, чего просишь, о чем стараешься? Как бы еще батюшка с матушкой не всполошились, не пустились на поиски. А ведь наверняка уже отправились, что уж там. - Мне твое имя тоже считай, что неведомо, коль надумаю вымолвить, язык узлом завяжу, - Рябина прыснула в ладошки, - а меня люди Рябиной кличут, и ты тоже так зови... коли выговоришь, - добавила она с такой же хитрой усмешкой. - Чего хотел-то, выкладывай да отпусти уж с миром, покуда дома не хватились. А то ведь найдут вместе с тобою и голову тебе рыжую отвернут, как пить дать. И вообще, молодец, не по-людски поступаешь, сегодня девке голову неразумную крутишь, а завтра мешок на плечо, и поминай, как звали. И не стыдно вам, чай, в каждой попутной деревне одна-две девки по заезжим воинам вздыхают, а вы и в ус не дуете. Вот что подумала было Рябина, но не сказала. Авось потом еще скажет, кто ж знает, чего там у гостя на уме.
Сокнхейд: Хитрым Сокнхейда назвать никак нельзя было. Сообразительный - может быть. Хитрый - точно нет. Хитрым в хирде был Флоки Весть. А два хитреца на одном драккаре - это многовато, учитывая, что даже Боги Асгарда выносят лишь одного ётуна, принятого, как равного - Локи, бога огня и хитрости. Флоки до Локи, конечно, еще далеко, но все же.. -Рябина.. Так называют красивые деревья у вас, кажется..- произнес Шутник, прищурившись и все еще глядя в глаза девке. А потом вдруг быстро приблизился и коснулся своими губами уст девушки.- Вот было второе мое желание,- оторвавшись, произнес хриплым голосом невысокий викинг.- Не серчай, ежели не по нраву пришлось. Шутник много видел разных дев. Но ни северные огневолосые ирландки, ни высокие девицы из Исландии, ни татуированные женщины из племен пиктов, ни хрупкие девушки из земель франков не радовали глаз так, как радуют глаз девицы из этих благодатных земель, где коров не приходится зимой кормить головами трески. Конечно, за девять зим бытия викингом, у Шутника были женщины и все они ложились под одеяло только по собственному согласию. Частенько хирдманны пытались задирать молодого нордманна, мол, молод, да уже не может с девками, на что Сокнхейд лишь презрительно кривил губами и говорил, будто взявшему женщину силой остается только похлебки с собачатиной съесть. А ведь все знают, что Отец Богов, Мудрый Один на дух не переносит запах собак и не пустит в свою обитель никого с этим запахом, пусть бы он был трижды славен от Северного Моря до Края Света. да и к чему насиловать, когда мало какая женщина откажется лечь со славным воином, обретая благодать и опеку Отца Богов, покуда носит и воспитывает дитё того, кто проливает кровь во славу Одина?
Рябина: Уж настолько не ожидала девка такого поворота, что не просто отпрянула - дернулась в сторону, точно отравой какой надумал ее опоить незнакомый воин. Вроде и хотелось кузнецовой дочке, чтобы увидала их вдвоем какая-нибудь из деревенских красавиц, первых невест, чтобы увидала и иззавидовалась, чтобы глазищи повыпучила. Дескать, вот вам всем, раскрасавицам, на вас поглядят да нос отвернут, а на меня - вон какой позарился! И позабыла бы про девичью гордость, припала бы к широкой груди, обняла бы, мол, не прогоняй, ан нет. Подумалось вдруг Рябине, что урмане нынче здесь, а завтра ищи их, и в каждой деревне обязательно найдет себе рыжий мореход ласковую, а то и не одну. И забудет, покуда станет чужую обнимать, забудет про меньшую дочь деревенского кузнеца, один раз виданную. Нет уж, решила Рябина, не на ту напал. Уж не думаешь ли ты, воин, что словенскую девку можно мимоходом приголубить? - Ты чего это творишь, бесстыжий? - нахмурилась кузнецова дочь. - Решил девке неразумной глупую голову задурить? Или у вас все такие, что коза, что девка, различия не ведают, лишь бы свести со двора?
Сокнхейд: Кто сказал, будто бы у северян и кровь холодная, что твоя речная вода? Закипело все внутри берсерка. Да только не так закипело, как в битве кровь кипит. -Не по нраву значит пришлось?- спросил викинг, нахмурив брови и отойдя на шаг назад. Внутри клокотало так, будто в мире ином, куда попадают после смерти клятвопреступники, где с одной стороны нестерпимое пламя горит, а с другой холод лютый, душа попала как раз-таки на сторону, где огонь бушует. Его, викинга, волка Мудрого Одина, назвали татем бесчестным, котором лишь бы девку свести себе на потеху?- Ноги моей больше не будет в селении этом, раз уж я такой кривой на лицо да худосочен телом, что девке со мной стыдно появиться на людях да мысли обо мне такие сразу же,- по своему истолковал слова Рябины Сокнхейд и развернулся спиной к девице. -Будь у меня чуточку меньше ума да не будь чести - силой бы взял,- четко проговорил он и вышел из-за дома и, увидев Флоки с кузнечихой, направился к нему размашистыми шагами. Борода топорщилась от негодования. -Уговорился? Пойдем, Сигват заждался поди с вестями,- невысокий викинг произнес это на датском, забыв о том, зачем он выходил из избы.- Поклон тебе, добрая женщина и мужу своему передай поклон за привет да за угощения,- и действительно, Шутник поклонился в пояс. А поклонившись, пошел в сторону леса, не дожидаясь Весть. Хотелось сейчас встретить в лесу целый хирд соколовских варягов да порубать всех к троллям. А то и все войско Рюрика. А если и не порубать, так отправиться к Одину пить медовуху да вечно сражаться до часа Рагнарёк, когда произойдет последняя битва между Асами и великанами. В Валхалле хоть не будет девок, что морочат голову славным воинам. -Как козу..- рычал Шутник, отойдя от деревни на двадцать шагов.- Похож я на козотр..- кулаки сами сжимались так, что костяшки белели. Впервые его ужалили безоружного, прямо в душу, открытую...- Со двора свести... Даже ведро медовухи не спасло бы сейчас положения.
Рябина: Ишь ты, обиделся. Привык, видать, что девки к нему льнут ровно мухи на мед, а которая сама на шею не бросается, так ту можно за косу да в кусты, наше дело - не рожать. Правда, кузнецова дочь была не из тех, кто, случись оно, только плакать да умолять станет. Что подвернется под руку, тем и огреет поперек хребта, да так, чтобы ползком уползал, портки по дороге подбирая. Так ведь не взял же силой, не стал перед селянами приютившими позориться. А чего тогда языком трепать вздумал? Тьфу, иные мужики-то похуже баб - языком метут, что твоей метлой машут, ни стыда совсем, ни совести. Или ловкостью своей воинской у них, у урман, таково похваляются? Дескать, гляди, девка, не пойдешь сама - поведу поневоле! - Вам бы хоть одного мужика, вы же с бабами воюете! - рявкнула в ответ оскорбленная кузнецова дочь, откуда только злость взялась. А потом стало вдруг обидно, так обидно, что прямо до слез - как же это, неужто и правда замуж только тех берут, кто сговорчивей? Не то чтобы Рябина совсем уж от парней шарахалась. Невестилась кузнецова дочь на посиделках, и редко бывало, чтобы рядом кто не сел, не похвалил рукоделье, не взял невзначай за руку, домой не проводил. Да только совсем уж не улыбалось девке валяться с незнакомым воином по кустам, будь он хоть трижды героем. - Ну и шиш с тобой, леший тебя задави, - буркнула Рябина вслед викингу и направилась обратно домой, памятуя о позабытой кудели да о том, как бы не попасться гостям на глаза. А попасться все равно получится, матушка с батюшкой надумали урман ночевать оставить. Так уж лучше поздно, чем рано, рассудила кузнецова дочь.
Флоки: Догадаться, от чего Шутник вдруг взъерепенился, ровно кобель, которому одно место прищемили, было легче легкого: ушел с девкой, пришел один, дурак только не догадается. А вот что ума в нем с девками обращаться ну ровно как у того кобеля - это, может, и к лучшему. В чужом месте за девку не только руки из плеч могут выдернуть, а еще что похлеще. Потому есть такой закон, от веку для всех один: не дури, где спишь. Однако же чужую глупость поправлять надо было, и поскорее. А то ведь не только весь хирд без ночлега да сытной домашней еды, а еще и его с Чернавой без ночлега да бани оставят! Опять, что ли, им по кустам да по шалашам скитаться? - Прости, хозяйка, бедолагу этого,- произнес он, пожав плечами и напуская на себя виноватый вид, как если бы ему, и впрямь, было стыдно за то, что, в сущности, было обыкновенным делом.- Приятелю-то моему, видать, головушку напекло, али, может, травой какой дурной потравился. Обычно-то он парень смирный, одна беда - молодой еще. Мысль о том, что, того и гляди, из-за сарая появится кузнецова дочь в изодранной рубахе и со слезами станет жаловаться на беспутного варяга, заставила нортумбрийца похолодеть. Ну, Шутник, ну, попадись только в руки, тролль безголовый! Нашел место блуд свой почесать! Тоже мне, помощничек выискался у Сигвата, с такими помощниками и врагов-то не надо. - Ты, коли что, иди прямо к нашему конунгу, воеводе по-вашему. Он человек в разуме, и беспутства какого не потерпит, взыщет с обидчика, будь то хоть родной брат ты, хоть кто. А так... дело известное, и на старом пне, случается, молодые листья цветут; у меня, вишь, пол-бороды уже серебром пошло, а тоже, женился... Больно невесты в ваших краях хороши!- хитрые зеленые глаза взглянули на кузнечиху с понятным прищуром. С дурня этого станется к девке-то заново подкатить, да с поленом березовым спознаться, не от нее, так от братьев; опять же, дело известное, за одного битого двух небитых дают. По счастью, как раз в это время из-за сарая выскочила аккурат та самая девка, по виду - злая, как тролль подгорный, но целая. У Флоки прямо камень с души свалился при виде того, как она скорым топотком направляется к дому. Как же, даст себя такая в обиду! Потом догонит и еще пару раз добавит. А, с другой стороны, тоже хороша - за пряниками сахарными, что ли, мужики девок за сарай зазывают? Не желая быть свидетелем ее слез и жалоб, и, уж тем более, не собираясь отвечать за напорченное Шутником перед ее отцом и весьма крепкими на вид братьями, Флоки скоро, хотя все с тем же степенным видом поклонился кузнечихе. - Благодарствуй и тебя и хозяина твоего еще раз за угощение, да за ночлег. Небо ясное да звезды частые - для девок да парней молодых, кому двора для гулянки мало; а нам, по нашему делу, на одной лавке просторно, один другого покрывает. А за дурнем этим, не бойся, пригляжу,- пообещал он, понизив голос и для убедительности демонстрируя крепко сжатый кулак. Кулак был черный от загара (на воде тот сам липнул к и без того смуглой коже) и неширокий, как у некоторых дуболомов, однако же, жилистый и какой-то на изумление грозный; так, по виду, даже подобранный из грязи камень сразу ощущается несколько тверже ржаного пышного хлеба. - Не угодит чем, так поучу по-братски,- завершил хирдманн свою скомканную и потому не слишком уж впечатляющую речь, в глубине души пообещав себе не откладывать расправу с так подведшим не только его, но и весь хирд помощником хёвдинга, и первым делом, конечно же, сдать того с потрохами Сигвату. А уж какое тот решение вынесет - его, хозяйское, дело. Поклонившись еще раз - спина не палка, не переломится; хлебом-солью каждого встречают, да только учтивого в обратку зовут - Флоки расстался, наконец, с кузнецовой женой и неторопливо направился прочь со двора. По пути поравнялся с девкой и поклонился также и ей, правда, не удержавшись от ухмылки, которую свести с лица сил не было никаких. Подивился еще раз, чего это вдруг Сокнхейда кинуло на нее, словно бешеного - девка, как девка, добро бы была красавица ненаглядная - и так же, не спеша, направился прочь из деревни. Ярость его уже улеглась, однако же, превратившись в холодное, оттого еще более опасное для товарище сознание необходимости проучить того при первом удобном случае, да так, чтобы после его поучения уже не понадобилось бы ни кузнецовой дубины, ни еще каких неприятных вещей, которыми прытким да горячим хотелки укорачивают. Ношеная безрукавка его блеснула под ярким летним солнцем - и пропала в лесной тени; был человек - и нет, словно бы растворился. Однако же ни догонять, ни тем более следовать за товарищем нортумбриец не собирался, и была в этом первая, самая легкая часть задуманного им плана. Эпизод завершен
полная версия страницы