Форум » Сказания и летописи » "... не видеть добычи лежачему волку" - Белый яр, два года назад » Ответить

"... не видеть добычи лежачему волку" - Белый яр, два года назад

Флоки: ... неполный кувшин, половина краюхи мне добыли друга. Речи Высокого

Ответов - 42, стр: 1 2 3 All

Флоки: Весть только дернул носом, когда мостки жалобно заскрипели под ногами товарища. Сколочены они были на славу, но время и вода понемногу брали свое, заставляя испытывать ощущение некоей шаткости бытия, столь привлекавшее нортумбрийца. В самом деле, почему нет? Почему не любить волну, бьющую в берег, тому, кто месяцы проводил за веслом драккара? Чего бояться тем, кто не раз окунаем был в морскую волну лютыми северными штормами? Теплая полноводная река не страшна воину, хотя таит в себе отмели и перекаты, неожиданные водовороты и вязкие поля ила, в которые можно уйти по пояс, на потеху ратным товарищам. Но пока... пока она лениво играет, выплескивая на солнце рыбьим хвостом, шелестя камышами, покачивая доски мостка, ни дать ни взять - мать, нежащая на груди любимого сына. ... Видя, что Сокнхейд остался доволен выбранным местом будущего пиршества, нортумбриец решил, что пора и ему расположиться на отдых: распустив туго затянутый пояс, он стянул через голову кожаную рубаху, и, бросив ее рядом с собой, неторопливо начал разуваться. Мальчишки, как воробьи, подстегиваемые любопытством, завидя, что варяг, похоже, вознамерился искупаться, начали подтягиваться поближе. Еще бы, не каждый день увидишь голого мурмана: бают, у них мужские стати из железа сделаны, оттого страха не ведают, и детей могут наплодить без счету... только как же с такими в воду-то лезть? Заржавеют или потонешь. Однако, Весть решился использовать ребячий интерес в своих целях. - Эй, отроки,- не оборачиваясь, обратился он по-словенски через плечо к подбиравшимся пацанам; те разом застыли, не зная, то ли броситься наутек, пока северянин не ухватил за волосы да не откусил голову, то ли осмелиться подойти ближе, узнать, чего занадобилось чужеземному гостю. По итогам недолгих раздумий двое послушались первого повеления, и лишь один, раздираемый любопытством и страхом, остался возле мостков и уставился на оборачивающегося фьолмена. - Чарку бы,- продолжал без долгих реверансов Весть, снимая левый башмак и принимаясь разматывать наспех обутую тряпицу. Зеленые блестящие глаза смотрели на паренька искусительно и завлекающе. - Чарку или хотя бы поварешку какую. С отдачей, все честь по чести. Самому быстрому даю полный глоток и медную денежку. - А не обманешь?- постреленок, ошарашенный заманчивым предложением, даже забыл про страх, тем более, что бросаться на него свирепый чужак, похоже, не собирался, и ни железных когтей, ни клыков на плотном, исчерченном шрамами теле не таил. Вместо ответа Флоки только постучал снятым башмаком по бочонку и потянул носом, изображая удовольствие от поднимавшегося аромата - неизвестно правда, чьего именно. Получив это подтверждение честности заключаемой сделки, отрок вспугнутой птицей сорвался с места и, настигнутый по пятам товарищами, через мгновение уже, словно заяц, скакал по крапиве и лопухам куда-то на задворки. Отбросив башмак и портянку, нортумбриец упал на мостки и сладко вытянулся, как кот на солнце. Однако, внезапное подключение к делу нахлебников, как он чувствовал, требовало отчета перед товарищем, и он пояснил, приподнимая голову и разгребая с лица нечесаные черные патлы: - Отвык я что-то, как собака, через край лакать. К старости, вестимо...

Сокнхейд: -Лапоть надо было просить,- не привыкший к словенской речи Шутник едва уловил общий смысл сказанного Вестью. И предпочитал покуда не позориться, а внимать и слушать, как говорят словены, о чем, почему.. А пока внимал - разговаривал на родном языке викингов, на датском. Пояснять он ничего не собирался, лишь стянул сапоги, размотал портянки, снял рубаху и предусмотрительно поставил сумку с колбасками рядом с собой. -Ну рассказывай, у кого теперь рога шире, чем у оленя в период гона?- думать, будто бы Весть пропадал всю ночь для того, чтобы поиграть в мудреные тавлеи или тлавеи, тролль его разберет, как они там называются, деревяшки эти.. Так вот, это было бы просто невероятно и Час Рагнарека случился бы непременно лет на четыреста раньше в связи с этим событием. Тут дело было нехитрое, если знать этого черноволосого заморыша. Вон растянулся, ребра торчат как у волка зимой. Будто не кормят его, а наоборот, отбирают последнюю краюху хлеба на драккаре. Солнце в этих краях светило гораздо щедрее, чем в родных фиордах, будто бы в чем провинились норманны перед его светлым ликом, что скупится на теплые лучи. Или, быть может, сам Один приказал солнцу светить не так жарко, дабы закалить сыновей своих, чтобы те стяжали славу во имя его в чужих землях? Того человеку знать не дано. Так или иначе, но Сокнхейд щурился от яркого солнца и казалось, что он улыбается. А может и в самом деле улыбался?

Флоки: - Для тебя наперед буду башмак дырявый прихватывать,- пообещал нортумбриец в ответ на пожелание Шутника. Скосившись, проследил путь заветной торбы с едой и улыбнулся предосторожности товарища. Свесил одну ногу с мостков - она почти по колено ушла в теплую воду - и отвечал, закидывая за голову голые руки. Выскажи Сокнхейд ему вслух свое соображение про заморыша да оголодавшего волка, следопыт бы лишь посмеялся: куда как лучше волком по следу бегать, чем кабаном в грязи на боку полеживать, люди, как звери, разные, и цена им разная. Кого сожрут к празднику да забудут, а кого вдесятиром ловили, да не догнали, до сих пор почесываются, дырявую шкуру латают. Вопрос товарища обратил его мысли на новый предмет. - Завидуешь, что ли? Так дело поправимое, в два счета научу. Только женись спервоначала,- он вяло пошевелился, на тот случай, если Шутник надумает поддать ему по тому самому месту, от которого у иных мужей рога растут. - А ты что ж это, Рыжий, в то же дупло примоститься хочешь? Дело хорошее, купчина-то частенько из дома съезжает. Свести тебя, что ль? Так ведь опозоришь на весь городишко, потом век придется по углам прятаться, ровно как ты колбасу свою,- ядкая насмешка промелькнула в зеленых глазах фьолмена.


Сокнхейд: Сокнхейд поддал под зад ногой разбушевавшемуся в словесах Флоки. Ну как поддал. Легонько так, для острастки, мол, чего уж, слов нету - одни эмоции. От такого пинка боли не больше, чем у лошади поросят родится. -То дупло только для дятлов худосочных,- глядя на воду и продолжая щуриться от яркого света произнес Шутник.- Чего уж там стараться-то? Он отложил в сторону сумку и уселся на мостки, блаженно зажмурившись - холодная вода никогда не была чем-то таким, что удержало бы хирдманнов от купания. В Гренландии так вообще, чтобы хоть едва теплой воды раздобыть чуть ли не у костра плясать надо и дракона вызывать. А каково там ночью, ежели ты не в теплом доме.. Да, в Гренландии родятся настоящие мужи. -Вот смотри.. Странность какая-то выходит. Вот вроде бы женился мужик на девке. До свадьбы все у них хорошо, а после свадьбы ее будто бы подменивают. Ну там, ухватом пьяного по двору гоняет, хотя до свадьбы всячески пыталась помочь нетрезвому другу дойти до избы, чтоб сраму не случилось. Рога отращивает мужик, пока его женушка со всякими ночи коротает..

Флоки: Черноволосый довольно оскаблился, как будто удар товарища мог посвятить его в рыцари, как это было принято у западных мужей войн. Впрочем, если считать по пинкам, они с Шутником уже превзошли бы любого из высокородных, будь он хоть брат франксого короля. Правда, били для этого случая несколько выше и не башмаком, поглотавшим соленой воды и прибрежной грязи... да невелика разница. Философские рассужденья приятеля заставили его, однако, отвлечься от рассуждения о славных обычаях королей, и обратили взор на вещи более приземленные. - Да и мужик-то, случается, не успел с брачного ложа встать, уже жену учит,- он загадочно усмехнулся, как видно, вспоминая о чем-то минувшем и продолжал, переворачиваясь и подставляя лучам солнца худую, украшенную двумя косыми шрамами спину.- Каждый о своем: кому дупло широко, у чьего дятла носок короток. Так и сам посуди: пока топор в кузне лежит, чужими-то трудами наглаженный, он огнем пылает, глаз не оторвать; а когда самому до волоса наточить - иное дело. В чужом огороде завсегда малина пригляднее, а своя вся бурьяном да крапивой поросла. Вот и выходит,- он поднял голову, гладя на Шутника с усмешкой, которую даже не пытался скрыть,- кто для чужой жены не старается, от своей быстро оленье украшение заполучит. Во всяком деле сноровка нужна, смекаешь?

Сокнхейд: -Дык на кой ляд тогда жену заводить?- не унимался "Длинный".- Ходи себе по чужим огородам да жуй малину, раз уж так приноровиться охота, не заводя своего огорода. А ежели сил не хватает на то, чтобы свой огород прибрать, так чего по другим шляться-то? Не, одно дело, когда двери открыты да своего огорода нет, заходи, мол, добрый человек, угощайся, чем Боги одарили. Другое же у чужих Богов правды искать, ежели свои ее не кажут. А то свой дом запустят, а потом слюни пускают на чужое добро. Или вон топор.. Он махнул рукой, мол, чего с тебя, худосочного взять, кроме лыток на холодец. -А с другой стороны - сука не захочет, кобель и не вскочит. А значит чего? Верно,- он поучительно поднял указательный палец кверху.- Все зло от девок. Вон, Локи тот же.. Не оприходуй он великаншу эту, так ведь был бы свободным Богом, пусть и с йотуновой кровью, но Ас ведь. А сейчас вот мучается под ядом. А свой огород, как ты там трещал, сидит рядом и чашу держит. А ведь неказист и крапивой заросший.. Мелкий прибежал с двумя черпаками, видать, надеялся, что за два принесенных черпака будет двойная награда. Сокнхейд взял черпачки и открыл бочку, отковырнув ножом доску с крышки. Зачерпнул полный черпак и протянул мальчишке. -Худой этот обещал, угощайся,- половина колбаски легла во вторую руку мальца.- И гэть отсюда, пока взрослые дядьки разговор держат,- для первого опыта разговора на словенском вышло неплохо. Во всяком случае мальчик выпил награду, заел колбаской и шмыгнул, чуть покачиваясь, подальше от разукрашенных шрамами нурманн.

Флоки: Флоки слушал рассуждения Шутника, посмеиваясь в черную бороду. Конечно, дело такое, чего уж кому норны ворожили: кому широкую избу да дюжину работников, кому дальнюю дорогу и костер над рекой. Отобрав полагавшийся ему черпак, хирман, не спрашивая дозволения, опустил его в темный, пахнущее хмелем напиток, и с растущей радостью почувствовал, как тот тяжелеет, наполняясь задарма добытым напитком. Чувство это было таким сильным, что, поддайся во время она нортумбриец на материнские уговоры и примкни к последователям Христа, он бы непременно сейчас вознес благодарственную молитву. Но христианином он не был, и потому единственная благодарность, какой удостоились Браги и Тор (или какой другой бог, в эту минуту взиравший на своих детей с высот Асгарда) заключалась в негромкой, но весьма продолжительной трели, изданной внутренностями нортумбрийца. - Не скажи,- осушив посудину в несколько длинных, словно полет стрелы, глотков, хирдманн крякнул и, выплеснув остатки пива на ладонь, довольно пригладил волосы.- Вот, к примеру, затеет хёвдинг, али князь местный, широкий пир... ну или мы с тобой бочку пива вот увели... да просто - заря над город или над морем занимается... Кто ж может сказать, какой из них самый последний да лучший, после какого уже на другие и поглядеть не захочется: плюнешь да поворотишься. Так же и с бабами: поди угадай, какая их них другой слаще. Иной раз посмотришь - красавица, так и бы и глядел целый день, а как роток-то откроет, ну лучше б вороны над могилою каркали. Другая умом, вроде взяла, но как стряпать станет - собакам на корм; третья и мастерица и на личико даже вполне складна - да только под одеялом с ней ровно как на леднике, только что зубы не стучат: станешь присовываться - все отморозишь, да еле живой убежишь. А пуще всего - как заберется им в голову, что мужика надо к юбке арканом привязать, да чтобы ни шагу со двора не ступал - равно, на охоту ли, на ратное дело - все, пиши пропало. За штаны уцепятся, только с ними и стащишь, хорошо, если за что другое не схватятся. А уж если на пированье куда, или в дорогу,- он скривил рот и, досадливо сплюнув, с рассерженным видом снова плюхнул черпак в жбанчик с пивом.

Сокнхейд: -Ну это ты уже хватил.. Про рассвет-то..- Сокнхейд сам наполнил черпак душистым пивом, от запаха которого желудок заурчал так, что городской дружине впору было бы всматриваться, где рог неприятеля запел. Ан-нет, всего-то желудок северного воителя.. Он пододвинул сумку с колбасой к краю мостков и уселся на них, плюхнув ногами по воде. Только вот вода даже колена не достигала сидящему невысокому викингу. Однако, его это не смущало. -Вот смотри.. Рассвет же ты не выбираешь, так? Он точно будет. Ты ж не можешь приказать богам не тащат колесницу, потому что тебе сегодня поспать подольше захотелось. Или потому, что девка сладкая ночь с тобой так скоротала, что продлить бы эту самую ночь на пару деньков. Рассвет и закат - это рассвет и закат. А вот жениться или нет, ты волен сам выбирать. Как волен выбирать и ту, на ком жениться. А вот ежели все, выбрал, так.. Тут как с хевдингом. Ну не совсем, но все же. Тот воин, что у одного хевдинга служит делает честь и себе и вождю своей верностью.. Он закончил рассказывать и небольшими глотками стал осушать черпачок, смакуя знатный напиток.

Флоки: - Сравнил!- Флоки даже фыркнул от возмущения, звонко стукнув донышком черпака по доскам. От этого какая-то рыба, по-видимости, забредшая под мостки пересидеть солнышко и без того не обрадованная появлением двух желтых, отнюдь не распространяющих изысканных ароматов пяток (хотя кто ж их, рыб, знает, что им там по вкусу?) заметалась серебряной молнией, плеснув по воде хвостом. - То хёвдинг, честь твоя воинская, которую ты сам, собственными руками и кровью своей блюдешь, а другое дело - баба, которая что дерево в поле, у какого дятла долбилка есть, для той уж дупло заготовлено. Или ты что, хочешь как этот,- черноволосый кивнул в сторону недавно оставленного ночлега,- после каждой отлучки жене под подол засматривать, не принесла ли чего?- от встряхнул головой и черные волосы, изрядно отросшие и не мытые со времени, кажется, выхода из Хёрдаланда, рассыпались по плечам, щелкнув по высоким ключицам. Казалось, зеленоглазый фьолмен находил какую-то особую прелесть в том, чтобы не ухаживать за волосами, как делали многие его братья, и держать их в как можно более подчеркнутом небрежении. Но, несмотря на это, густая шапка, не ведавшая иной бани, кроме частого дождика, и иного гребня, кроме ветра или собственной пятерни, росла себе ровно и заморского зверя льва, не сваливаясь и не редея. - Хотя,- улыбка, которую можно было бы назвать мечтательной, не скользи в ней столь очевидная усмешка,- куда ж было бы нам-то деваться, если бы не такие вот сердобольные? Его жена меня нынче приголубит, а твоя, может статься - его самого... Так что все люди братья,- снова укладываясь на живот и ставя прямо перед собой черпак с пивом, сделал нортумбриец опережающий время и философскую мысль вывод,- вот только не все братья - люди. Иной раз свезет, а иной и все ребра пересчитают, когда попадется хозяин вроде тебя... такой... доверчивый. Ведь, я поди, женишься, глотки будешь рвать за жену-то? Охота тебе, чтобы какая-то курица с плетня тобою командовала?

Сокнхейд: Сокнхейд неодобрительно глянул на Флоки и пододвинул бочонок поближе к себе и, соответственно, к краю мостков. -Это что же получается,- утерев нос краем рукава, Шутник скорчил блаженную мину.- Ты и матушку свою с деревом сравнивать взялся? Хватил ты лишка, видать, пива давно не пил доброго, раз понесло тебя..- он улыбнулся хмельной улыбкой - пиво было добрым и с двух черпачков могло бы свалить и Тора. Однако викинг чуял, что парой черпачков тут не отделаешься, больно уж вкусное да терпкое, как соленый ветер, задувающий во фьорд, огибая многочисленные утесы, играя с волнами, целуя нежную пену с их вершин. И в то же время пах напиток и добрым деревом. Вдохни запах и сразу же кажется, будто бы ты на драккаре всматриваешься во мглу коварного моря, которое по настроению может обогатить тебя, как конунга, а может и пустить на дно, сдвинув волной на мель или коварную скалу. -Лишь бы твоя жена меня не приголубила, а то будешь гадать потом. откуда светловолосые малыши в доме взялись,- усмехнулся он, потянувшись. Настроение было такое, что он готов был.. В общем, хорошее настроение было. Сокнхейд повернулся, глянуть, не шмыгают ли босяки, надеясь услужить чем страшным нурманнам за черпачок странного напитка, от которого тут же заплетаются ноги. -О, а к тебе гости, видать..- он добродушно улыбнулся пяти здоровенным лбам и толстяку перед ними. Все были при дубинках. Шутник снял рубаху, отчего кудри разметались, как солома от вил. Или как хвосты поросячьи от пальца свинопаса. Широкая мускулистая спина, украшенная шрамами уже в столь юном возрасте вновь обратилась к молодцам.

Флоки: - Про матушку напомни дорассказать,- попросил Флоки, подтягивая к себе второй бочонок; движение было ленивым, как будто он не расслышал предупреждения товарища, но как-то так получилось, что следом за бочонком, словно сама собой, подползла к владельцу вся его нехитрая одежа. Подползла и поясом, что сбросил черноволосый вместе с рубахой, как-то сама по себе в узел стянулась. А, главное, как-то совершенно внезапно вынырнул из ножен и лег в сильную, жилистую ладонь нож из странной узорчатой стали, с отполированной чуть ли не до блеска, наглаженной пальцами рукоятью. Усевшись так, чтобы источник пенной браги занимал стратегически важное положение между незваными гостями и его спиной, на которой - тут Шутник не соврал - неленивый человек мог бы пересчитать все ребра, нортумбриец со вздохом вонзил зубы в одну из украденных колбасок, видимо, решив, что, если уж случится нынче же помирать, следует сделать это хотя бы не на тощий желудок. - Вот чего я не понимаю,- сказал он на росском не громко, но достаточно, чтобы звук его голоса был отчетливо слышим грозно приближающимся поселянам. Мостки сильно закачались под их разнобойной поступью, однако фьолмен как будто и не замечал этого.- За каким лешим всякие сивые мерины отираются возле молодых да статных кобылок. Дело ж такое, первый жеребец потом на всю породу, можно сказать, отпечаток наложит, самое дело случать ее с жеребчиком породным... Мужики, вам чего?- спросил он, внезапно поворачиваясь к подошедшим и глядя на них абсолютно хмельными глазами, один из которых, кажется, начинал уже изрядно косить. Первый из пятерых - быковатый детина с копной огненных волос и лицом, словно исклеванном мелкими птицами - с сомнением оглядел черноволосого и поворотился к спутнику, то и дело подныривавшему то под его левую, то под правую руку; настолько не одарили его словенские боги ростом. Но коротышка лишь часто закивал, словно желая укрепить решимость громилы, начавшую стремительно таять. - Он это, он, зуб даю! Аккурат сегодня ночью хозяин... - Чегооооо?- сморщив лицо на манер закисшего в кадке гриба протянул Флоки, потом наклонил голову и крупно моргнул, словно пытаясь вслушаться в иноземную речь. Сам, однако, он продолжал при том шпарить по-местному, и к тому весьма бойко.- Вот поверишь, Длинный, гадом буду, ну как лягушки квакают! Мужики, мужики, тихо! НЕ слушайте его, мы тут с вечера прикормили, брешет он все! Гадом буду, брешет! Да чтобы мы, на чужое место! В жизни! Да никогда! ... Неизвестно, чем бы окончились бурно расточаемые клятвы, если бы рыжий, как видно, ничуть не убежденный, кивнул своим подручным - и двое из них (большему числу было просто не развернуться на узкой дорожке), словно спущенные собаки, кинулись на приятелей, занося свое оружие. Но, как на беду, как раз в этот момент мостки качнулись, и этого пьяному нортумбрийцу оказалось достаточно: он, как подкошенный, рухнул на колени, вытолкнув вперед бочонок; запнувшись за это неожиданное препятствие, наймит, чьи раскосые глаза и крючковатый нос выдавали неместного уроженца, упал на нагнувшегося Флоки и, как на санках, скатился по его голой спине в холодную воду. Нортумбриец успел только хлопнуть глазами. - Оп-па!

Сокнхейд: Сокнхейда уже начали пощипывать мальки за пальцы на ногах, видимо, бурные клятвы несли в себе какое-то зерно правды. Он уже было расслабился, когда вдруг бочонок неожиданно ушел из-под руки, в которой был зажат черпачок. У невысокого викинга он аж выпал из руки. А через мгновение мимо, как ловкий карась, проскользил здоровяк. Уж его-то Шутник ухватил за ногу, когда тот было собрался уплыть в родные просторы. -Всю рыбу распугают,- опечалено произнес варяг, пнув под водой эту странную рыбу под ребра и отпустив ногу. Повернувшись, он увидел, что из бочонка расплескалось пиво... -Ах вы ж йотуновы отродья,- уворачиваясь от дубинки с клепками и отвечая метким ударом в нос, не жалея, со всей силы, а силы-то у молодого коренастого коваля было не так уж и мало, как можно было бы судить по его росту. Другое дело, что в плечах он был пошире иного здоровяка.- Напиток богов да ногами..- с последним словом он прыгнул ногами вперед, сжавшись сначала в комок, а потом резко распрямившись, ударяя ногами в грудь очередному здоровяку. Жалобно скрипнули доски мостков. С хрипом вырвалось дыхание из сжавшейся в мгновения груди громилы и чуть позже у неловко упавшего на доски кудрявого светловолосого коренастого норманна. Об таких дерьмецов марать сталь он считал оказанием излишней чести. Да и стражники белоярские с дружиной спросят ведь потом как со взрослых.

Флоки: Сотрясение, спровоцированное этим двойным, или даже тройным падением, заставило доски помоста заходить ходуном, что твою палубу драккара, по недосмотру пьяного кормщика налетевшего на риф. Оставшиеся на ногах трое гостей: два наемных здоровяка и из вдохновитель - переступили ногами, ровно как кони, в денник к коим пробралась крыса. Бочонок, сыгравший столь роковую роль в судьбе мореплавателя, в этот момент с фырканьем выгребавшего к берегу для нового тура переговоров, подпрыгивая и расплескивая драгоценное содержимое, покатился дальше, вынуждая нападавших еще более потеснить позиции. Увидев такое разоренье в хозяйстве, нортумбриец громко охнул еще громче и пуще прежнего, и даже схватился ладонями за уши, как человек только что подхвативший горячую, прямо из печи, репку, и ищущий, где бы остудить обожженные ладони. - Етунова ж сила!- воспричитал он тоном, который, доведись ему коснуться слуха вещего Бояна, или его супротивника и последователя, подарившего Руси известный памятник словесности, послужил бы хорошим прообразом плача Ярославны.- А пиво-то мое, пиво! Мужики, держи бочку!- и с этими словами нетвердо держащийся на ногах фьомен стартовал с места, будто ему хорошенько пнули тяжелым башмаком под зад. С ловкостью, свойственной пьяным, коих, как известно, крепко хранит Браги, Дионис, Хмель и прочие светлые боги, черноволосый перескочил через два тела: живое, шутниково, и полумертвое - и через один миг сналету встретился одновременно с бочонком и животом одного из нападавших. Тот, однако же, успел замахнуться своей дубинкой еще когда нортумбриец начал разбег - и, охнув, обрушил таки удар на выгнутую горбом вражескую спину, правда, без нужной и желаемой силы. Оба покачнулись, хотя, наверное, устояли бы на ногах - если бы наймит, выпрыгнувший как раз в этот миг из воды, не вцепился в ногу черноволосого, а тот, чувствуя, что сейчас полетит вниз - в штаны своей жертвы. Вся живописная группу рухнула с закачавшихся мостков, словно какие-нибудь мраморные кумиры, украшавшие - сказывали - в давние времена крыши богатых домов в Миклагарде и Риме.

Сокнхейд: Сокнхейд поднялся, кряхтя, как старый дед, и держась за поясницу, будто ы недуг прихватил какой или застудил. -Вы куда?- спросил он на родном языке, глядя на удалившихся в воду трех молодцев, среди которых был и Весть.- А, поплавать решили,- догадался Шутник, ухмыльнувшись. Он сел на коленки у края мостков и начал вылавливать Флоки, барахтавшегося с этими щуками двухвостыми, словно воробей в луже, оттаскивая при этом за волосы не в меру ретивых молодцев. Наконец, удалось ухватить за подмышки своего приятеля. Сзади раздался топот, видимо, последний из здоровяков решил воспользоваться тем, что викинг стоял к нему спиной. -Сейчас я тебя вытащу..- тот, что побежал, подскользнулся и ушел в воду в сажени от нынешнего положения варягов.- Гляди-ка, как воду любят.. Втроем купаются.. Тут-то сам Сокнхейд вывалился вслед за Флоки, так и не сумев поднять того на мостки.- Йормунганд меня проглоти, как хорошо-то..- завопил он, отфыркиваясь. Лица здоровяков изменились, они-то не понимали, о чем орет этот невысокий кряжистый бородач. И то, что он кричал на незнакомом им языке, для них казалось угрозой.

Флоки: Что за тролль дернул Шутника тащить его из воды, подставляя под удар незакрытую спину, Флоки так и не понял. Не успел: приятель рухнул на него сверху, чуть кости не переломал - с эдакой помощью и вреда никакого не надо! С другой стороны: жизнью, можно сказать, рисковал, самое ценное под удар подставляя. Чем думать-то будет, если задницу отшибут. ... Пока горе-спаситель плескался, изображая не то моржа, не то какое иное чудо, да распугивал словен своим ором, нортумбриец успел выбраться на берег, ища, чем бы угостить непрошеных гостей. Гнилья-то под мостками было премного набросано, да только толку с него - чуть, с первого же удара переломится. А и с другой стороны - не век же биться, ноги бы унести. Будь он один, фьолмен, скорее всего, так бы и поступил, считая, что одному противу пятерых драться, конечно, почетно, да только уж скучно после переломанные ребра считать. Однако ж... от последнего было никуда не деться. Пока северяне барахтались, расплетая руки и ноги и нападающие успели, по волчьи отряхиваясь, прийти в себя после падения. Под мостками было накидано много всякого сора, не то брошенного нерадивыми рыбарями, не то принесенного рекой. Не успел Флоки отплеваться - он наглотался воды, когда сверху обрушилась светловолосая туша, с радостными криками изображавшая кита - как поперек спины ему обрушился душевный удар осклизлой балки; счастье еще, что от него она развалилась надвое, оставив на спине фьолмена длинную грязную полосу. Вода, доходившая нортумбрийцу до груди, замедлила движение - но все же он развернулся со всей стремительностью, глухо рыча, словно росомаха, почуявшая кровь раненого лося. Нож, блеснувший в его руке, заставил атакующих вновь замедлить движение. Ощетинившись, нортумбриец выжидал, пока приятелю надоест плескаться (хотелось бы побыстрее, пока оставшиеся на ногах двое не придумали что-нибудь новенькое) и не присоединились к остальным.

Сокнхейд: Сокнхейд повернулся к Флоки и удивленно посмотрел на нож, что держала рука черноволосого. -Вылазь, я прикрою,- усмехнулся он, глядя на трех детинушек, что уже оправились от первого впечатления от встречи с нурманнами и намеревались возобновить переговоры на понятном всем языке. Двое других, наговорившихся, еще лежали, сладострастно постанывая от удовольствия знакомства, на мостках.- А то сейчас тот жирный индюк все пиво выхлебает, да колбасу сожрет.. Какой викинг не любит воды? Тем более, что в этой речке можно было по лету хоть мыться, в сравнении с холодной водой Варяжского моря. Только вот драться в воде - не самое радостное занятие - тело теряет подвижность, сразу так и не отскочишь, ежели сверху удар придется. И удар пришелся. Пришелся прямо невысокого скандинава по руке дубинкой. Прямо в открытую ладошку. Не успел бы подставить - по башке прилетело бы. Да, было больно и очень неприятно от того, что ладонь отбили. С другой стороны, уж лучше в руку, чем в голову.. Ударивший тут же поплатился - он не выпустил дубинку и был дернут на Шутника, который тут же свернул ему челюсть.

Флоки: Хорошее дело, наверное, быть берсерком: от товарищей уважение, девки любят, а головою нужно соображать ну самую малость! Иногда Флоки вообще начинал сомневаться, что другоценная способность думать дана Торовым детям... хотя, с другой стороны, им она зачем? Так отобьются. Выбираться на берег, оставляя неприкрытой спину товарища, чтобы спасать пиво да колбасу - тфу на них! - он, понятное дело, не стал. Отряхнувшись, ровно пес - косички защелкали по шее - нортумбриец двумя длинными прыжками (или нырками?) очутился бок-о-бок с Шутником и весело спросил, вставая спина к спине: - Один хочешь ото всех огрести? Не выйдет. Скромнее надо быть, Рыжий. Увидев такую перегруппировку, не сулившую им ничего хорошего, нападавшие поняли, что драгоценный момент для атаки упущен. Переглянувшись, они также сплотились, видимо решив пойти стенка на стенку. На поле боя наступило затишье. Флоки сплюнув с зубов набежавшую пену и песок. - Ну так что, смоемся, как засранцы, али помрем как герои?

Сокнхейд: -Рано помирать, Куцый,- весело прикрикнул Сокнхейд.- Но и спины казать - только хирд позорить.. Собственно, шутник и не надеялся, что Весть попрется спасать пиво и колбасу от нашествия врагов, но попробовать стоило. "Сколь времени потрачено и зазря.." Безоружному выходить против оружного - дело непростое, но не место тому в братстве, кто не сумеет совладать при голых руках против вооруженного хоть копьем, хоть ножом, хоть секирой бойца. А, по чести сказать, нынешние противники даже в подметки не годились ребяткам, которым нужно было набить рожу, чтоб стать частью хирда. Только вот дело при этом происходило на суше, где не обнимает тебя по плечи холодная вода. Даже на скользком бревне по зубам дать проще, чем в вязкой и замедляющей движения воде. Хотя.. Дубинка, отнятая у отжевавшего свое, коварно сверкнула клепками на навершии и полетела вперед. Метился Шутник в голову, да только попал в грудь громиле. Тот покашлял, но падать не собирался. -Не вышло..- прокомментировал очевидное викинг и шмыгнул носом в знак огорчения. Только вот теперь точно придется драться безоружным. По мосткам протопало еще пять, по меньшей мере, пар ног.

Флоки: Пока коренастый хевдингов помощник, задумавший, как видно, потягаться с лекарями, промышлявшими исцелением зубной боли, махал налево-направо орясиной, избавляя добрых людей от необходимости тратиться на мясо, Весть только отмахивался да огрызался, по-звериному скаля зубы. За блудное дело, понятно, били и у словен, и в северных землях, а уж чего могли учудить над охотником повалять иную благонравницу в западных землях - того в мужском обществе и сказать неблагопристойно. Решение Шутника его не удивило, хотя, попадись он один наймитам оскорбленного купчины, и думать бы не стал: махнул бы через забор - и всего делов. Своя плешь дороже чужих кудрей. - Тогда двинулись?- он толкнул локтем Шутника в спину, давая понять, что следует единовременно двинуться к берегу, и уж там обниматься с росичами врукопашную, ежели они того пожелают. Однако же не успел нортумбриец поделиться с товарищем по оружию этим предложением, как перед лицом его что-то мелькнуло - а спустя один миг Флоки Весть без памяти рухнул обратно во взбаламученную воду, обагряя ее кровью из разбитого носа.

Сокнхейд: Сначала Шутник увидел, как вернулась решимость на лица молодцев, что решили попотчевать северных гостей вкусными, как им казалось, пряниками с клепками. По правде говоря, пришли, как подозревал невысокий викинг, за Вестью, однако какой же брат по крови позволит безнаказанно забижать своего названного брата и боевого товарища в своем присутствии? Особливо, ежели без суда и следствия. А веры в то, что эти хлопцы с пряниками были отроками, стражниками или - более того - дружинниками, у Сокнхейда не было ни на унцию. Вот хоть ты тресни, а с такими рожами у него во фиорде и за свиньями какашки не взяли бы, не то что в дружину. Разве что в огороде ворон да чаек пугать... Воинская Правда говорила стоять за своих братьев да друзей до смерти, если они не обесчестили имени своего рода своим поступком и не омрачили трусостью своего имени пред богами. Ни того, ни другого за Флоки не наблюдалось. И вот викинг почувствовал тычок локтем в бок, потом услышал, как Флоки пробормотал что-то.. А потом уже всем телом обрушился обратно, едва ли не выбравшись из воды на мостки. Обернувшись, Сокнхейд увидал, как редкие капли красноты расплываются по мутной воде. -Ногой по лицу? Как собаку вшивую?- рявкнул он и начал пробираться к мосткам, чтобы оторвать негодяю эту самую ногу, а заодно и подхватить товарища, чтоб не захлебнулся ненароком. Второе-то он сделал. И первое бы сделал, находись он на твердых досках, а не в воде. И если бы противников было хотя бы раза в три меньше. Да, с четырьмя холуями он бы еще мог совладать, но не с восемью жлобами при оружии. Тем не менее, он стал пробираться к месту, где должно было стать не так глубоко, по пути рассыпаясь ругательствами на родном языке. И вдруг стало тяжело дышать - уже позже коренастый скандинав осознал, что услышал свист - умелая рука ловко накинула аркан на шею. Инстинктивно парень схватился обеими руками за петлю, пытаясь освободиться от кожаной удавки. Потом сознание стало гаснуть и мир превратился в сплошной комок боли. Кажется, их вытащили на мостки и стали пинать ногами, как псов шелудивых. Шутник открыл заплывшие глаза и испугался, что потерял зрение. Только потом сообразил, что кто-то положил мокрое прохладное полотенце на голову целиком. Болело все тело. Целиком и по отдельности.



полная версия страницы