Форум » Сказания и летописи » "Дорог огонь тому, кто с дороги" - ранняя весна около семи лет назад » Ответить
"Дорог огонь тому, кто с дороги" - ранняя весна около семи лет назад
Флоки: Дающим привет! Гость появился! Где место найдет он? Торопится тот, кто хотел бы скорей у огня отогреться. Дорог огонь тому, кто с дороги, чьи застыли колени; в еде и одежде нуждается странник в горных краях. Речи Высокого
Ответов - 41, стр:
1 2 3 All
Сигват: – Чертогам нашим хоть и не по силам тягаться с небесными, однако в них отыщется местечко, куда может сложить свои бренные останки берсерк дороги. Сигват приподнял одну бровь, оглядывая с головы до ног Флоки, и по его бороде пробежала едва заметная усмешка. – Судя по твоему виду, валькирии Игга лишь слегка приласкали тебя, оставив на потом такую знатную добычу… Конечно же, хёвдинга - раздирало любопытство, и он еле сдерживался, чтобы не начать расспросы о том: Где пропадал Весть все это время? Что видел? И какие приключения испытал? Но, изможденный вид Флоки останавливал его от многочисленных вопросов. – Но, о своих шашнях с девами Одина расскажешь утром, а то уснешь ненароком на самом интересном месте, а нам потом гадай всю ночь, где веселее щиты отогреваются – Сигват снял с плеча волчью шкуру и кинул ее измученному дорогой бедолаге. – Надеюсь, тебя твой новый приятель потчевал не одними тумаками? – смеясь спросил Волк, косясь в сторону Шутника
Флоки: Знак уважения, выказанный хёвдингом, был настолько по-царски щедрым - все одно как если бы франкский король снял с плеч покрытую горностаем мантию - что Флоки на какое-то мгновенье нахмурился. В отличие от своих товарищей, которые бы на всех пирах потом растрезвонили о выпавшей чести, он предпочел бы, чтоб его возвращение прошло как можно более незамеченным. Что это за тень такая, если ее видит каждый, кому заблагорассудится, и что это за охотник, который не может найти себе даже норы, чтоб устроиться на ночлег после долгой дороги? И все же он принял драгоценный не то подарок, не то символ, поймав его на руку - и, не зная, что делать дальше, оглянулся, размышляя, куда сбыть. Взгляд зеленых глаз уперся в Шутника - и в них тут же зажглась колкая, озорная искра. - Владыка Вальхаллы и все его девы свидетели, равно как и все присутствующие: родная мать не могла бы меня встретить в Доре лучше. Не успел я переступить порог, как он уже кинулся мне в ноги, обнимая и целуя их, ровно жена, к которой вернулся отец семнадцати детей. По всему дому собрал еды и питья - остальные и глазом моргнуть не успели- налил рог пенного меду. Все порывался лавку свою уступить и плащ свой постелить под ноги - да что, думаю, буду лишать парня последнего его имущества? Так, когда я отказался, стал, словно хворый, биться лицом об пол, проклиная себя и весь свой род до четырнадцатого колена, что не по чину ему еще такая высокая честь. Да вон и сейчас, сам видишь, еще горюет,- Флоки повел рукой, указывая на молодого воина, который, по его расчету, к тому времени по цвету уже должен был приблизиться к раку, которого, держа за клешню, медленно опускают в кипящую воду. Остальные собравшиеся тихо похрюкивали, слушая это повествование, произнесенное с таким честным лицом, что, случись в это момент нортумбрийцу побираться по дворам, всякий отдал бы ему последнюю рубаху. Дружинники понимали, что на глазах вождя драка едва ли возобновиться с новой силой, но это делало развитие событий еще более интересным. Сам Флоки мог, конечно, позубоскалить в присутствии хевдинга, но продолжать потасовку счел бы делом постыдным; но с молодого что взять, угадай поди. Поэтому следопыт на всякий случай отодвинулся от Шутника и прикинул, успеет ли, если что, успокоить того по голове чем-нибудь тяжелым, вроде одного из щитов, украшавших опорный столб дружинной избы.
Сокнхейд: Сокнхейд, против ожиданий "нортумбуберийца", не покраснел от "похвалы" Флоки. Он лишь довольно улыбнулся, мол, вот какие мы, северяне, гостеприимные. -Говорят, что порой сам Один ходит в людском обличье по Мидгарду и смотрит, чем живут его любимцы и простые люди,- начал неспешно Сокнхейд, усевшись поудобнее.- Вот и думаю я, кто ж там спотыкается, не иначе, как Король Асов заглянуть к нам решил. По правде сказать, я даже не думал, будто он знает, как зовут гулящую женщину. Оказалось знает. Да ведь и не с пустыми руками пришел-то. Каравай заморский приволок, угостил. Соли вот только не нашлось, ну да не беда, дело поправимое. Приперся значит Мудрейший в дом и сразу давай на пол кидаться, мол, никто еще не мог победить и доски не устоят под натиском лба. А как медовуху-то увидел, все.. Нет, думаю, больше медовухи во фьерде.. Льет и льет себе ее, ведрами.. Я диву даюсь, откуда в таком тощем столько помещается...- серьезный молодой викинг качал головой как старый дед, причитающий на лавке о минувших днях и погибших героях прошлого.- Как Тор в гостях у Утгарда-Локи, когда едва все северное море не выхлебал... Сначала думал ему плащом рот заткнуть, чтоб хоть на зватра в бороде его чего осталось..- вкрадчивый рассказ Сокнхейд сопровождал бурной жестикуляцией.- Не тут-то было.. Опасаться я начал, что тролль в гости зашел, начнет сейчас, думаю, хирдманнов жрать, поди отбей у него охоту человечину жрать.. Ежели б не хевдингов приход, так меня бы уже по косточкам догладывал... Шутник посмотрел исподлобья на прожорливого Весть и наморщил лоб. Зрелище собой он представлял достаточно смешное и потешное. Еще и шмыгнул для порядку носом. Однако долго оставаться в подобном состоянии просто не смог: складки сами собой разгладились на лбу, а губы разошлись в широкой улыбке.
Флоки: Флоки слушал вранье молодого дружинника с каменным лицом, будто его страшные россказни и не касались вовсе. Язык у того подвешен, как следует, а что мелет много, да не все в закрома - так со временем выучится. Но уже сейчас в Шутнике виден был задор, за который любят и свои и чужие, и та особая хватка и ярость, по которой сразу было понятно: терпеть насмешки он станет ровно покуда сам сочтет нужным. И еще ясно было, что, коли тот удержится в хирде, не сложит горячую голову где-нибудь под кустом при ближайшем походе - до зимы собеседник и сотрапезник для него есть. Огладив бороду, Флоки покачал головой, словно сокрушаясь о фьолмане, которому бы, казалось, еще жить да жить, жениться, нарожать себе целый хирд ребятишек - так нет же... - Надо же, и выпил то с гулькин шлем, а уж и мелет невесть что,- произнес он с хорошо слышимым сожалением. Огляделся, словно бы в поиске веревки, которой надо поскорее связать безумного, пока он не пустил изо рта роскошную белую пену, или не начал кидаться на живое и мертвое с целью не то загрызть, не то поять все, что шевельнется,- да словно не найдя, кивнул Рагнару: - Может, водой отольем...?
Сокнхейд: -Отливать ты на заборы горазд,- отбрил идею Флоки Сокнхейд, видя, что Рагнар задумался, но колеблится, согласиться, отказаться или просто промолчать. Все же помощник хёвдинга, не баран чихал. Не по чину в перепалки словесные вступать. Да не по возрасту. Пусть их, молодые балуются, а бывалому вояке и ни к чему вязнуть в словесах простецких и не очень. Сокнхейд глянул на предполагаемого тролля в людской шкуре. Ходили слухи, будто не только Боги горазды прикидываться людьми, но и йотуны да великаны, как тот же Локи. Ловкие шельмы, ничего не скажешь. -Сам, видать, трудиться не привык, ведро вон утащить один не может, старика Рагнара хочет заставить вдвоем тащить воду. На Рагнаре где сядешь, там и слезешь,- вид при этом викинг имел сурьезный. Для пущего эффекту он поднял указательный палец вверх, мол, слушай и внимай, мотай на ус, да смотри, чтоб в бороде не застряло.
Флоки: На шутку эту, однако, никто не засмеялся. Бывалые воины переглянулись, видя, как Весть повел плечом, словно стряхивая дурное слово,, примечая, как недобрым, темным светом загорелся его взгляд. На Сокнхейда фьолманн и не взглянул, только слегка поворотил голову, как делают путники, остерегая идущего следом: еще до того, как достать из-за пояса сакс или топор. До того, как сойтись в последней кровавой схватке. Молодой воин перешел границу. Так думалось Флоки и это читалось в его посуровевшем лице, в сдержанном движении, каким он положил руки на пояс, оправляя поношенную одежду. Нет, в присутствии хёвдинга драться на ножах с болтливым коротышкой он бы не стал, но проучить щенка следовало, и сделать это нужно было у всех на виду. Но ответа так и не прозвучало. Флоки Весть лишь тряхнул отросшей за время отсутствия гривой - того и гляди, до лопаток уж достанет, никакому медведю не снилась - и, кривя губу под густым черным усом, обратился к Сигвату, жесткой ладонью оглаживая шкуру, все еще лежащую на плече: - Зубы скалить без дела - удел детей и стариков, вождь. По пути в Нурланн я видел много, о чем стоило бы рассказать всем,- разведчик слегка наклонил голову, исподлобья взглядывая на того, кто не погнушался некогда протянуть ему руку в темном пути и за кого, если б потребовалось, Флоки Весть мог бы, не раздумывая, отправиться в бой хоть со всеми врагами мира. - Но видел я и такое, о чем стоило бы рассказать только одному. Над зимовками уже курится смола, а бойцы уже поглаживают в нетерпеньи мечи. Ветер уже дует в открытое море, хёвдинг.
Сигват: Сигват в удивленно поднял бровь. Но это удивление относилось не столько к тому, что у Флоки есть важное сообщение, предназначавшееся только для ушей хёвдинга. (Еще бы! Человек по прозвищу Весть «пустым» никогда из своих путешествий не возвращается.) Сколько к тому, с каким благородством опытный воин ушел от, казалось, неизбежной кровопролитной стычки, которая могла бы перерасти во вражду. А вражды между хирдманнами Волк не терпел. Перебранка – другое дело. В ней воины подвергались испытаниям на выдержку, находчивость и умение вывернуться из сложной ситуации, да к тому же помогала скрасить уныние зимних сидений в лагере или долгих весельных переходов. - Надо же! Вроде не так давно валился с ног от усталости и дремал стоя, как боевая лошадь!?! А теперь готов рассказать мне сагу своих приключений… Видать добрым медком тебя угостил Шутник. Усмехнулся Сигват, - Тогда, милости прошу поближе к огню. Он зачерпнул чарку медовухи и поставил ее перед Флоки – вторую для себя и жестом пригласил Весть пройти к очагу, где пара захмелевших хирдманнов горланила песню о подвигах Виллеманна, которые при их появлении сразу же поспешили ретироваться. - Ну, рассказывай: чего интересного видел в пути, какие вести слышал? А то мои бойцы от оседлой жизни скоро мхом порастут.
Сокнхейд: Сокнхейд метко попал в самолюбие Флоки. Попал туда, куда никому бы не следовало попадать. Но сожалеть о содеянном Шутник не умел. Быть может, именно поэтому он до сих пор жив? Быть может поэтому он попал в одну из самых славных дружин златокудрых северян. Как знать. Однако Сокнхейд бы не устрашился выйти против Вести ни с голыми руками, ни с секирой. Бесчестье - в трусости. А в достойной смерти от руки достойного мужа ничего зазорного нет. Хотя, кто ж знает наперед, кто в поединке свалится бездыханным? Лицо викинга оставалось безмятежным и он лишь пожал плечами, когда нортумбриец удалился с хёвдингом. Хирдманны не одобряли излишне резко сказанных слов, но никто и словом о том не обмолвился. Через несколько мгновений кто-то сказал первое слово, потом кто-то обронил второе, третье.. и все загалдели, вновь поставив бочонок медовухи на стол и горланя, стараясь перекричать друг друга. Пир продолжался, а протврезвевший невысокий викинг, почти самый молодой в хирде, снова решил прийти в то светлое состояние, благословленное Богами, что приходит только в бою или на пиру. С девками что-то похожее, но совсем не то. Не хуже, но не то. -Слыхал я, что в Ирландии есть игра, когда пьют кружку эля и бьют собутыльнику морду,- громко воскликнул не унывающий викинг.- Потом второй кружку эля и в морду. И так до тех пор, пока один не свалится. Слыхали про такое? А в ответ разноголосые ответы: -Да брешешь! -Откуда ж там мужики возьмутся?! -Эль у них славный.. -Девки там красивые, а игры на коленки не посадишь! -Да куда уж тебе садить-то, хрыч старый! -Я за троих таких, как ты и сейчас могу сгодиться... Горячие перепалки и взрывы хохота, казалось, были слышны и в Уппсале и в далекой Исландии.
Флоки: Мед в горло Флоки пролез бы сейчас в том единственном случае, если бы его поднесла белыми руками сама Гуннлёд - конечно, если бы перед этим не пришлось девять (или сколько там) лет батрачить, как проклятый, на ее папашу. Однако, выказать такое неуважение хёвдингу было невозможно, а потому следопыт принял от Сигвата полную до краев чашу и сделал из нее большой глоток. Мерзнуть бы в Хели и питаться протухшими трупами йотунов тому, кто первым придумал, что уставшего путника надо напоить допьяна! Не стал он пренебрегать и возможностью долее не испытывать ноги, разбитые и усталые после дальней дороги: последние несколько дней ему пришлось проделать не одну лигу пешком, отыскивая среди укрытых между скал низин забытые очертания покрытого тяжелым снежным покрывалом зимовья. О том, что Волк может счесть подобное знаком неуважения, фьолменн даже не задумался: меряться с хёвдингом ему было нечем да и незачем. Каждый из них был хорош там, где был: Сигват - во главе своей дружины, а он, Флоки Весть - на ведомых только богам и вещим сестрам лесных тропах; оба они, если повезет, будут равны в вечных чертогах Вальхаллы, где храбрым дано вкусить бессмертия. Усевшись на теплые камни, присыпанные золой и залитые в одном месте плеснувшим из кружки медом (одежда его была не такова, чтобы о ней беспокоиться) черноволосый вытянул руку к огню. Причиной тому был не только холод: невысокое пламя взметнулось, лизнув его кожу, коротким, прерывистым всплеском - и тут же, будто узнав давно позабытого друга, прильнуло к к широкой ладони. Огонь, рыжий пес, ворчавший на нагретой боками лежанке, узнал его. Зеленые глаза, блеснув рыжей искрой, обратились на главу дружины. Каждый раз, встречая Сигвата после разлуки, Флоки словно видел его в первый раз. Но то была не настороженность, порожденная недоверием, и не желание порисоваться перед имеющим власть человеком, подтвердив свою нужность, верность и способность знать о том, что недоступно другим,- нет, каждый раз, глядя на хёвдинга, он поражался тому, что всегда находилось то, о чем хотелось рассказать только ему, не опасаясь быть непонятым. И, главное,- то, о чем можно было не говорить. Смех, долетевшей от компании, окружившей торжествующего Сокнхейда, заставил улыбку вновь появиться на его губах. - Твои волки, похоже, отлежали бока в теплой норе, хёвдинг,- произнес он, встряхивая головой, то ли кивая в сторону веселившейся группы, то ли просто откидывая со лба засаленные черные волосы.- Они чуют весенний ветер и, того и гляди, начнут грызть друг друга. Я был в Хёрдаланде,- выражение его глаз на миг изменилось, пока язык равнодушно произносил название поселения.- Тамошний вождь собирает гостей по весне.
Сигват: – Уже ль пришло время ярлу Рагнару выдавать свою младшую дочь замуж или же он замыслил великий поход? По лицу хёвдинга пробежала мрачная тень. Воспоминания одно за другим, подобно волнам прибоя, накатывали на него, разъедая своей солью старые душевные раны и возвращая к тем временам, когда юты неожиданно обрушились на Хёрдаланд, опустошая все на своем пути. К тем временам, когда Сигват вернувшись к семейному очагу, застал там лишь дымящиеся угли и в злобе и отчаянии посылал проклятья богам, что смогли допустить такую несправедливость. К тем временам, когда Рагнар обвинил его в слабости, в том, что он не может защитить даже свой дом, не говоря уже о землях ярла. Перед его глазами вновь встали кривые усмешки завистников, что готовы были рвать друг другу глотки за то чтобы занять место ярла после его смерти. К тем временам, когда хёвдинг, сжигаемый огнем мщения, погрузился на корабль с верной дружиной и отправился на поиски своих врагов в земли ютов, как предавал он огню и мечу все, что встречалось на его пути. Но огонь рано или поздно покрывается пеплом… Сигват отмахнулся от воспоминаний, как от обрывков утреннего сна и надев маску безразличия добавил: – Но, ведь ты не за тем принес мне это известие, чтобы я сожалел о том, что не смогу побывать на пиру у своего тестя?.. – в голосе хёвдинга прозвучала ирония.
Флоки: Флоки прикрыл глаза, чтобы не видеть боли, мелькнувшей на лице воина - боли, которую он, может быть, сам для себя считал давно угасшей, но что для постороннего была так же очевидна, как рубец, оставшийся от тяжелой раны на смуглом плече. Да, огонь обращается пеплом - вот только под остывающей его сединой прежняя ненависть и прежняя злоба гореть могут все так же испепеляюще-жарко. Не в груди одного конунга, так другого. Сигват Вигольвсон, по прозвищу Волк - а прозвища, как известно, даются не просто так - не нуждался ни в таком свидетеле, ни в таком напоминании. Вести - все, что было необходимо человеку, против которого готова была обратиться ярость и месть одного из могущественнейших ярлов Хёрдаланда. Только вести, но не советы. Хирд готов был встать за своего предводителя, пусть даже это стало бы их последней битвой; в подтверждении тому Сигват Волк тоже не нуждался. И мужества ему было не занимать, недаром Отец павших уже давно припас ему место за своим широким столом. Но отчего же так упорно не покидали пришедшего из самого Нурланна воина мысли, что чего-то еще он не сделал, чего-то еще не сказал бывалому воину? - Жизнь нынче. Битва - завтра,- так же, не понимая, тихо промолвил он старую пословицу, слышанную от меднокожего воина далеко-далеко на юге, в землях, осененных светом незаходящей луны.
Сигват: - Жизнь нынче. Битва – завтра… Задумчиво повторил Сигват, глядя, как пепел вздымается под жарким дыханием углей в очаге. И его память вновь возвратилась к пепелищу того селения, что принесло ему позорное изгнание… В тот роковой день хёрды ожидали очередного набега из земель ютландских, так как их корабли были замечены возле берегов Хёрдаланда. И вот на рассвете прискакал гонец от Рагнара с известием о том, что Рагнар ночью подвергся нападению. Его звали то ли Торир, то ли Торольв… Сигват точно не помнил имя хирдмана одного из приближенных Рагнара, но в тот момент слова вестника не вызвали подозрений, ибо знакомое лицо, оборванный вид и взмыленная лошадь не предвещали измены с его. Но как же жестоко он ошибался! Прибыв ко двору ярла Вигольвсон не заметил ни малейших следов ночного боя, все шло своей размеренной чередой, и его неожиданное появление вызвало лишь бурю насмешек, по-поводу поспешного визита. – Верно, были тут ютландцы пару дней назад, на двух драккарах шли… покрутились немного, поняли, что для них добычи здесь не будет… Да и ушли на восток счастья искать. Ты бы, зятек, лучше бы учился своим фьёрдом управлять… А то, неровен час – призовет меня Великий, а из наследников, только ты у меня получаешься. Сыновей-то у меня нет, – усмехнулся Рагнар в ответ на сумбурное объяснение своего визита Сигвата. – Да ему сон приснился, вот он и драпанул под крыло ярла… – Нет, это над ним мужички подшутили.. Раздались смешки из свиты ярла. Но их смех был оборван криком дозорного: – Смотрите – дым! Никак селение горит. Все повернули головы. Дозорный показывал в ту сторону откуда приплыл Сигват… Хёвдинг взял полено, с надежой посмотрел на Флоки и принялся задумчиво ворошить угли в очаге. – А кто, говоришь сватается к ярловой дочке-то? – спросил Вигольвсон, но вопрос был ни столько о том, кто станет наследником Рагнаровых земель, сколько о том, кто из его дружины мог устроить Сигвату, столь коварную ловушку, чтобы занять место наследника.
Флоки: Черноволосый хирдманн не встретил этого взгляда. Вернее - не пожелал встретить. Еще вернее - сделал все, чтобы в любом случае избежать встречи, продолжая сидеть с опущенной головой и лицом, на котором сам Локи не прочел бы ни единой мысли, ни одного побуждения. Разве что на слегка покривившихся губах, скрытых, впрочем, нестрижеными усами и бородой, зеленые глаза отца всех бед различили бы горькую усмешку. Женщина была злом, которую боги впустили в мир, и, через любовь к женщине Мидгард и даже высокие асы познали такое множество бед, которого не увидели бы и в прямой, неустанной сече с обитателями нижнего мира. Разве не пали могучие великаны лишь потому, что их господин пожелал ввести в дом золотоволовую хозяйку соколиных перьев? Разве погиб бы могучий Сигурд, если бы не коварство дочери Бургундов - и разве не месть обманутой супруги его привела к смерти Хегни и короля? Разве к добру мог привести гнев ярла на того, кто не сумел уберечь дочь от того, что было отчасти случаем, отчасти волей богов, был справедлив, и разве смерть Эйдис могла бы предотвратить целая дружина мужей и целое войско зятьев? - Ярл не предложил мне испить меда за своим столом,- потянувшись и чувствуя, что по его телу начало растекаться тепло очага, проговорил Флоки.- Но я видел знакомые знаки на парусах и по щитам читал имена великих воинов. В приданое младшая дочь Рагнара принесет своему мужу не только ласки на ложе, но и сталь, скрытую в полах одежд. Уголек, потревоженный Сигватом, выкатился на нагретый камень очага, почти вплотную к ладони вернувшегося воина. Нортумбриец поймал его кончиками пальцев, словно мышонка, не жгущего, а сладко щекочущего кожу, и, пустив недолго побегать по руку, вернул обратно, в источающее жар родное гнездо. - Когда волки собираются в стаю десять против одного, одному суждено пасть в этой битве,- глубоким, тихим голосом проговорил он, только теперь поднимая глаза на хёвдинга. И тут же улыбнулся - так, что стало понятно: сказанное - не больше, чем бормотание пьяного, едва держащегося на ногах после долгой дороги. - Пиры Отца павших широки и обильны, вождь. Но прокисший мед из подвала бедняка слаще всех медов Вингольва. Стоит ли торопить судьбу, вождь?
Сигват: – Судьбу плетут Норны и им решать, когда обрезать нить – нам же остается лишь следовать по тому пути, который они нам приготовили, – глаза Сигвата на мгновенье вспыхнули не добрым волчьим огнем, и рука невольно потянулась к мечу. В воздухе повеяло сладковатым запахом крови, который во время битвы вызывает в воине ту неистовую ярость, что способна сокрушить все на своем пути. В этот момент, словно чувствуя настроение херса, фьольмены грянули, что есть силы: …Гром прогремел, словно горн, в облаках – У самой красивой липы Выпустив тролля, разверзлась река – А руны ему благоволили… Сигват понимал, что более удачный момент ему вряд ли представится, ибо тот, кто так коварно отдалил его от ярла, любой ценой постарается занять место наследника. А ему, Вигольвсону, останется только затаиться среди островов и ждать, когда злодей невольно себя выдаст, благо среди хёрдов у него еще остались верные люди. – Уж больно я соскучился по охоте в Хёрдаландских землях, – хитро улыбнулся Сигват.
Флоки: Возражать Волку, когда он принял решение, было и неразумно - а Флоки дорожил своим именем разумного человека - и не слишком желательно именно сейчас, когда больше всего на свете ему хотелось наконец-то зарыться носом в слабо пахнущий зверем мех, и уснуть - в первый раз в безопасности и под защитой кого-то, кроме себя самого. К тому же дело, которое затевал Сигват, наверняка будет поддержано засидевшимися на месте дружинниками. Пожелания и усталость одного-единственного человека, фьолмена, здесь роли не играло никакой роли: он знал, на что шел, отправляясь в путь перед самой зимой, слыша летящие в спину споры о том, вернется живым из одиночной экспедиции в Нурланн или же нет. Поэтому Флоки лишь опустил голову, принимая решение вождя. Однако нрав зеленоглазого фьомена был не таков, чтобы смолчать в ответ на явно безумную выходку: вновь подняв поданный Сигватом сосуд с медом, он сделал еще один глубокий глоток, проговорив едва слышно, так, чтобы его слова дошли только до ушей одного, кому были и предназначены: - Волк может избежать расставленной ловушки - но, пока жив охотник, ловушки будут появляться. Это война не на жизнь, а на смерть - вопрос лишь в том, чья нить окажется короче.
Сигват: –Волк может избежать расставленной ловушки - но, пока жив охотник… говоришь?.. – Эхом переспросил Сигват, – А если в ловушку попадет сам охотник, то и некому будет их ставить?.. Значить надо сделать так, чтобы «охотник» думал, что он ставит ловушку… а не волк… Из всех, кто мне известен, лучше тебя сможет только Локки справиться с этой задачей. Лицо хевдинга перекосила кривая усмешка, а глаза заблестели той безумной яростью, азартом и весельем, что воодушевила бы хирд идти на бой с самим Суртом без доспехов и оружия. – Пожалуй, тебе следует выспаться, а то на хмельную голову мы стобой ни чего толкового не придумаем. Хотя… в эти тавлеи не стоит играть в спешке.
Флоки: Зеленые глаза блеснули поверх неровной поверхности кубка: на этот раз нортумбриец не счел нужным скрывать свою благодарность вождю, помнившему, что в подчинении у него не просто пешки и башни, а живые люди, один из которых добрел до лагеря лишь потому, что желал принести ему дорого стоившие вести. Если бы дело касалось его самого, возможно, Флоки уже сдался бы, улегшись под кустом где-нибудь на мерзлую землю, чтобы, закрыв глаза, ждать последнего часа - но бросить Сигвата ему не позволяло какое-то чувство, которое он сам для себя именовал благодарностью. За что - это уже были их дела. Например, за эти слова. - Быстрота нужна...- он помедлил, с улыбкой ставя мед обратно на поставец и бросив быстрый взгляд на горланящих товарищей, соображая, как бы ловчее перевести на них беседу. Фолмен с разбитым носом показался ему самой годящей мишенью. - Быстрота вот этому нужна, с девками,- проговорил он громко, рассчитывая, что слова, произнесенные низким басом, с какой-то медвежьей основательностью, долетят до слуха всех пребывавших в покое.- Пока не разглядели, каков он красавец, да по спине не отходили. А с остальным,- быстрый взгляд на вождя,- одну ночь можно погодить.
Сокнхейд: -По спине меня они от страсти охаживают,- ответил на заунывный низкий вопль как ни в чем не бывало после того, как хирдманны отсмеялись, тыкая в сторону Сокнхейда пальцами, а кто и куском окорока. Ржали они, к слову, примерно такое время, которое требуется пьяному викингу, чтобы поймать юркого поросенка. То есть достаточно долго.- Увидят, бывает, в темноте и льнут ко мне, как осинки в сильный ветер, а как разглядят, поймут, с кем дело имеют... Я б против зайца поставил две марки серебра, что не обгонит он девиц.. Ну да это просто девки слабые нынче. Раньше-то, Рагнар рассказывал, и море соленее было, и девки все сплошняком - Фрейи, и у викингов бороды в пятнадцать лет до колен.. В доме пахло медом, пивом, потом и перегаром. А еще в общей было жарко. Так жарко, что некоторые даже рубахи поснимали, показывая свои украшения, которые, правда, девкам в подарок не отдашь, но которые и с трупа не снимут - шрамы и рубцы. Истинное украшение мужчины.
Сигват: – Да, ты, Шутник за эту зимовку, поди и вкус моря-то забыл?.. Засиделись мы в этих краях, – глаза хевдинга засверкали озорным огнем, – пора нам свой корабль снаряжать, да мечи точить, а то не видать нам ворот Глядсхейма. Сигват налил себе еще чарку и устроившись поудобней стал размышлять о предстоящем визите в Хёрдаланд.
Флоки: Сделав дело, то есть доставив Сигвату вести, которые ему нужно было услышать, Флоки счет свой долг честно исполненным, а путь свой - завершенным. Теперь все было в руках вождя, а ему, как и прочим, надлежало исполнить то, что предписывал воинский долг, клятвы дружества, или, как ему - мало понятная, но ясно ощущаемая преданность Вигольвсону. Преданность, какой не вызвали у него ни высокородные мужи Римской империи, ни италийцы, ни германцы, ни датский ярл Оскар, впервые распознавший в юноше воина и обучивший того многим премудростям, без коих нет хорошего следопыта. В общем, какая разница? Когда хёвдинг обратился к дружинникам, еще не приказывая, но уже готовя их к скорому приказу покинуть теплую и безопасную, но уж слишком прискучившую зимовку. Дети Тора, которых звал в дорогу грохотавший за краем мира золотой молот, воины, слышавшие его звук в своей груди - кто они были, на глаз мирного землепашца и отца многих ртов, как не бродяги и воры, приходящие за легкой наживой? Кто они были для звонкоголосых певцов, что оглашали пиршественные залы рассказами о чужих подвигах? Какими глазами смотрели на них жены, остававшиеся в укрытых от ветра домах, и долговолосые девы, которым выпала горькая участь - принять в себе морехода один только раз, добром, а то и насильно, чтобы потом вспоминать этот деть с благословением - или проклятием? Хотя... какая разница? - Пока Сигват говорил, нортумбриец тихо стек на пол, и там уселся, завернувшись в подаренную вождем шкуру, опираясь плечом о нагретый, источающий тепло камень очага. Все еще сжатая в кулаке чаша с медом опасно накренилась, грозя выплеснуть содержимое на протертые, выцветшие до грязно-бурого цвета штаны - но Флоки не обратил на это внимание, поглощенный внезапно навалившимся чувством подступавшего сна и безопасности. Казалось, это выгнутый дугой кот, лесная росомаха, на которой шерсть еще мгновение тому стояла торчком, внезапно успокоилась и свернулась калачиком в теплой норе. - Куда там вкус моря, у него еще молоко на губах не обсохло,- проворчал он под нос, не отрывая взгляда от меда; впрочем, сказано это было не настолько тихо, чтобы не быть услышанным.
полная версия страницы