Форум » Земли Руси-Гардарики » "Пока в парусах добрый ветер не стих..." или Датчане » Ответить
"Пока в парусах добрый ветер не стих..." или Датчане
Мстивой: 19 липня, очень раннее утро, водные просторы.
Ответов - 21, стр:
1 2 All
Мстивой: Зеленоватая вода мерно плескалась за бортом, оглаживала ясеневые скулы корабля. Утро выдалось прохладным, и обнаженные до пояса кмети грелись за веслами. Мстивой стянул рубаху, и Славомир окатил его ледяной водой из кожаного ведра. Отфыркавшись, воевода потянул Спату из ножен: - А ну, брат, разомнемся. Солнце скользнуло по клинку, и Мстивой не удержался от усмешки. На хороший меч всегда любо-дорого глянуть, а Спата была очень хорошим мечом. - Ну что ты?..- окликнул его Славомир, и воевода скользнул к побратиму, уклоняясь от первого его удара и начиная старую воинскую забаву. Не разогревшись как следует, братья двигались с ленцой, больше уворачиваясь от атак, но вот раздался первый звон – клинки соприкоснулись, и вихрь завертелся, временами распадаясь надвое, когда кто-то из братьев выигрывал мгновение – дух перевести... Но вот Славомир покатился кубарем по палубе и встал на ноги, потягиваясь, как большой кот. По плечу Мстивоя протянулась узкая красная полоса. Братья обнялись. - Надо бы молодых погонять. Плотица! – окрикнул воевода кормщика, и ладья развернулась против волны, и палуба вдруг стала коварно уходить из под ног. Кмети словно бы не обратили на то внимания, но несколько отроков, взятых в море ради науки, изрядно озадачились. За борт полетел бочонок, заскользил по волнам. - Против солнца доверни! – попросил Славомир, вскидывая лук. Свистнула стрела. Брат вождя не промахнулся. Оценив попадание, он передал лук одному из отроков, постарше. – Стреляй. Мстивой отошел к рулевому веслу. Рядом с кормщиком стоял Хаген, обернувшись лицом к восходящему солнцу, которого видеть не мог, но чувствовал, должно быть, тепло солнечных лучей. - Славный будет день, - заметил Мстивой, убирая Спату в ножны.
Хаген : Прислушиваясь к звукам молодецкой потехи, Хаген прятал улыбку в усы. Не нужны были глаза, чтобы представить себе, что происходило на палубе. Звон клинков и отрывистые голоса поединщиков доносились и сюда. Шаги Мстивоя -уже совсем рядом. - Что, достал тебя меньшой? Слепой безошибочно коснулся пальцем царапины на плече старшего из братьев. - А день и вправду славным будет. Ветер добрый какой. Соленые брызги долетали до лица сакса, каплями оседали на волосах. Высыхали быстро, хоть солнце грело еще не в полную силу. - Ему ведомо,что нас дома ждут. Прятать улыбку больше было незачем. Хаген прислушался к свисту стрел и голосам стрелков. Одобрительно кивнул головой. -Хорошо ты отроков погонял. С пользой на остров сходили.
Мстивой: Бренн расправил плечи и сдержанно улыбнулся. Этот короткий поход и вправду оказался полезным – дружина крепла, младшие кмети равнялись на старших, набираясь ума и опыта. - Их гонять еще... Вдалеке показалась точка, едва оформляясь в силуэт корабля, и Мстивой прищурился. - Поставим, пожалуй, парус. Да глянем, кто это к нам припожаловал. Воевода обернулся и крикнул брату: - Славомир, довольно стрельбы. У нас гости. Смутное и недоброе предчувствие коснулось Бренна, как прикасается к обнаженной коже холодное лезвие ножа.
Харальд: Драккар шел, глубоко зарываясь носом в волну, и далекая, размытая в утреннем мареве полоска берега становилась все ближе и различимее с каждым мерным гребком длинных весел. Харальд любовно похлопал ладонью гордый изгиб высокого штевня. Наново раскрашенная как раз перед выходом в море голова дракона угрожающе скалилась словенскому берегу. Прикрыв глаза, дан представил себе, как последний раз взлетают над мелководьем весла, как врезается в песок просмоленное днище ладьи и споро выскакивают в замутившуюся от суеты воду его дружинники, как в панике разбегаются жители прибрежной деревеньки, оставляя на разграбление свои дома и пожитки. Жаль, что на этот раз они явились на север по конунгову делу, искать со словенами мира да разговоры разговаривать. Хёвдинг с сомнением глянул на своего дракона. По их традициям при приближении к дружественным землям зловещего зверя полагалось убрать со штевня, дабы не распугал своим видом добрых духов. Но пойди угадай, как долго продлится вынужденная дружба старых врагов. Умилостивишь местных духов – прогневишь Тора. Нет уж, пусть дракон остается на своем месте, уж больно хорош. Поглощенный своими размышлениями, Харальд едва не пропустил далекие очертания чужой ладьи на фоне покрытого скалами и лесом островка. – Эй, Асмунд, глянь, что там, - кликнул кормчего. Из всей его дружины самый зоркий глаз у младшего Вальгардссона. – Чьи они, славены или даны? Будучи сам наполовину даном, Харальд, сын изгнанников из северного края, воинов, верных королю Горику, почитал врагами так же, как их считали врагами русы.
Асмунд: Не выпуская из рук кормила, младший брат обернулся на голос старшего. Хваленая острота его зрения викингу не понадобилась. На чужой ладье как раз ставили парус, и светлое полотнище с изображением пикирующего с небес сокола не оставляло Асмунду сомнений в том, с кем свела их воля непредсказуемого бога Ньерда. У которого сам молодой кормчий, по мнению дружины, ходил в любимчиках. - Ладья людей кнеса Рюрика, - отозвался он. – Как я и обещал тебе, брат, сегодня будем пировать у словенов. На счет «сегодня» Асмунд, действительно, мог поручиться. Дни, что драккар проведет в походе, он перечел загодя, и не ошибся. А вот на счет «пировать»… Угостить их на этом берегу могут по-разному. Могут пивом, а могут и доброй стрелой в брюхо. О местном воеводе болтают много разного, но никогда не забывают о главном, - датчан хозяин Нета-Дуна на дух не переваривает.
Харальд: – Пировать, говоришь, - Харальд пренебрежительно пнул ногой раскрашенный щит: нечасто ему приходилось поворачивать этот щит к белому свету белой стороной. – Ради доброго пира придется, выходит, нынче поработать. Правь к Соколу, брат. Кто хочет словенского меда, гребите шибче, Одиновы дети! – гаркнул он, викинги послушно налегли на весла, и у драккара словно крылья выросли. Дракон взметнул над волной гордую голову и пошел круто наперерез ладье Мстивоя-Бренна. Хотя по мнению хёвдинга это было всего лишь «навстречу». Не занятые на веслах дружинники так же привычно проверяли мечи и тетиву луков, не отсырела ли. Слова о пире у словенов казались неудачной шуткой при одном лишь взгляде на хмурую физиономию старшего Вальгардссона, чья массивная фигура продолжала неподвижно возвышаться на носу драккара рядом с оскалившимся драконом.
Мстивой: - Под драконом идут... – Славомир неслышно появился у брата за плечом. – Никак, датчане. - Полосатый парус. – Мстивой всмотрелся в чужой драккар. – Вели брони надеть. Чую, быть сече. Дракона не сняли... - Рюрик, - чуть слышно напомнил Славомир. Ему и самому приказ князя не трогать датчан встал поперек горла. - А что Рюрик? Он далече. Ты глянь, какой разворот. Ох, пройти бы им вдоль борта... - Можем и пройти, - фыркнул Плотица, налегая на руль. Предложенный воеводой маневр пришелся ему по душе. Страшно, когда весла сминаются бортом чужой ладьи, вырываясь из рук, ломая спины гребцам... - Не нужно. – Мстивой глянул на брата. – Узнаем сперва, что им тут нужно. Чего стоили Бренну эти слова, знали на лодье, пожалуй, все. Плотица хмыкнул, мол, «если что, воевода, только скажи». Корабли сближались, и Мстивой уже заметил на носу драккара массивную фигуру вожака. Могучий воин, ничего не скажешь... Бренн ждал. С чужого драккара вместо приветствия могла полететь стрела, но воевода даже не надел кольчуги. И не собирался – любой бой с датчанами был для него священным. - Первыми не стрелять! Нежата, прикрой кормщика! Кметь на всякий случай заслонил щитом недовольно ворчавшего Плотицу.
Эдмунд: Не рассчитывая на то, что язычники станут испытывать почтение к слуге божьему, да и не желая тратить время в бездельи, брат Эдмунд взялся за весло и яростно опускал его в северные воды. Ни озером Генисаретским, ни морем Галилейским не были они, а когда впереди замаячил не виденный доселе берег, не показался он монаху Палестиной. Да и спутники его ничем не напоминали апостолов, хотя дичиться или причитать даже про себя Эдмунд не стал, потому как именно среди подобных косматых варваров и прошли его детские годы. Господи! рано услышь голос мой, - рано предстану пред Тобою, и буду ожидать, ибо Ты Бог, не любящий беззакония; у Тебя не водворится злой; нечестивые не пребудут пред очами Твоими: Ты ненавидишь всех, делающих беззаконие. Ты погубишь говорящих ложь; кровожадного и коварного гнушается Господь.* Налегая на весло, монах повторял слова псалма, порой переходя с шепота на полную мощь своего голоса, вызывая то неприязненные, то любопытственно-насмешливые взгляды данов. Однако постепенно дружинники, видя, что их пассажир не чурается тяжелого труда, да и за словом в карман не полезет, сменили подозрительность на некое подобие дружелюбия. * Пс.5
Асмунд: Асмунду пришлось как следует налечь на кормило, направляя силу споро гребущих викингов в нужном брату направлении. С кормы долетали отголоски христианской молитвы, что бормотал сопровождающий их жрец белого бога, или по-ихнему, по-ученому монах. Сам Вальгардссон, хоть и провел в монастыре франков несколько лет, искал там знаний, а не молитв. Рассказов о дальних странах, где его соотечественникам никогда еще не доводилось побывать, а главное диковинных книг, писанных не рунами на камнях и деревянных дощечках, как это принято у данов, а буквицой на выделанной коже тонким стилом, с причудливыми рисунками и рассуждениями о природе вещей. А бог… Бог у христиан добрый, да только умер странно. Не так, как велит своим детям умирать суровый Один или воинственный Тор. Но сейчас, перед встречей с неизвестностью, приближающейся по левому борту под соколиным парусом, заступничество любого небожителя придется кстати. Иисусу замолвит на них словечко брат Эдмунд, Тору – скалящийся дракон на штевне, а Ньерду – он сам. Надолго выпускать из рук кормило Асмунд не решился, мимоходом прошелся ребром ладони по острой кромке щита, прибитого над бортом, и быстро стряхнул в зеленоватую воду алые капли. «Ты – мой заступник, бог морской волны. Мы давно с тобой побратимы, не оставь и сегодня…»
Харальд: Когда ладьи сблизились на расстояние голоса, Харальд, подобно пловцу, что отважно бросается в ледяную воду зная о том, что самый страшный холод ожидает его лишь в первые мгновения, решил не затягивать надолго объяснения со славенами. Подняв в руке щит, он, скривившись, развернул его выкрашенной белым стороной к Мстивою. – Мы к вам с миром пришли, воевода! Низкий грудной голос хёвдинга, под стать могучей фигуре, далеко разносился над водной гладью. Вот только собственные учтивые речи не радовали Вальгардссона-старшего. У них могла бы завязаться с русами славная сеча, видно, что противники из людей Мстивоя вышли бы достойные его дружинником. А вместо этого, как красны девицы, два предводителя сейчас будут раскланиваться да в вечной дружбе класться. Пустые слова на потеху ветру и охочему до вранья Локи. – У нашего конунга дело к вашему кнесу Рюрику, о союзе с Дорестадом против Хольмгарда. И против Хедебю. Он послал нас условиться с кнесом о встрече.
Мстивой: - Далеко видать послал, - тихонько буркнул Славомир, пока Бренн демонстрировал датчанину белую сторону щита. – Против Хольмгарда, слышишь, брат? Мстивой не ответил. Он до рези в глазах всматривался в фигуру дана. Нет, раньше они в бою не сходились. Но и у этого могучего незнакомца дружина одоспешена и вооружена, как для боя... Как и у самого Ломаного. - С миром, говоришь? – крикнул воевода в ответ хевдингу. – А люди твои, я смотрю, к войне готовятся. Как зовут вашего конунга?
Харальд: - Рорик Фрисландский из дома Скьёльдунгов. Порыв ветра взметнул рыжеватую гриву викинга, скрывая на время от Мстивоя его лицо. И это было кстати. Харальд не любил оправдываться, и намек руса на их якобы воинственность хёвдингу не понравился. Что ж он ждет, что они в знак дружелюбия разденутся до исподнего и отправят оружие на дно к Ньерду?! - Мои люди – не красны девицы, и мы не с гулянки вернулись. От Дорестада к вам путь неблизкий, брони воинов не стесняют, а к Одину нам нынче не к спеху. Он ухмыльнулся, отводя с лица влажные от морских брызг пряди, и, прищурившись, глянул на Бренна. - Кабы мы к войне готовились, не стали бы тратить время на беседы. Сам знаешь, воевода, нечасто к вам даны поговорить заглядывают.
Мстивой: - Верно, - согласился Мстивой. – В Ладогу путь держите? Провожать гостей до пристанища князя он не собирался. Там их и встретят, и проводят... Но от разорения местных деревень, которые находились под защитой Нета-дуна, нужно было оберечься. Солнце уже совсем взошло над горизонтом, и воевода без особого удовольствия понял, что может задержаться в море, в то время как обещал к полудню быть в крепости. Похоже, сечи нынче не будет... Союз против Хедебю, надо же. Нежата опустил щит, которым прикрывал кормщика, и Славомир тут же на кметя рявкнул. Разговоры разговорами, но в море всяко бывает. Cколько он таких "случайных стрел" навидался - не передать.
Харальд: - Нет, Альдейгьюборг далеко. Харальд отрицательно качнул головой, волна в этот момент толкнула драккар под ясеневый бок, и от этого казалось, что дракон над головой хёвдинга отрицает необходимости долгого перехода на север вместе с человеком. – Ваш кнес распорядился дожидаться его в твоей крепости, воевода. Это ведь тебя Бренном кличут? Никто из них не называл еще при встрече своих имен, но ладью венда викинги узнали. Как же, наслышаны. Да и место было им названо со всей тщательностью. – Нета-дун, - нарочито неторопливо, почти нараспев протянул Вальгардссон, примеряясь к непривычному названию. – В Нета-дун мы путь держим.
Хаген : Сакс подошел к братьям почти бесшумно. Встал вровень со Славомиром - но с другого бока. Лицо слепого было напряженным. Казалось,что он внимательно вглядывался вперед, в фигуру дана на фоне полосатого паруса. Хаген ловил каждое сказанное обоими вожаками слово, чутко вслушиваясь в интонации. Он понимал, какой ценой дается Ломаному кажущееся спокойствие. Когда датчанин назвал его по имени, рука сакса легла на плечо Мстивоя, словно пытаясь удержать от возможного неосторожного движения.
Мстивой: По лодье прокатился невнятный ропот. Датчане в Нете... Бренн замер, не шевельнувшись даже от успокаивающего касания Хагена, хоть и был благодарен за эту молчаливую поддержку. «Ну, княже!.. Удружил...» Перед глазами Мстивоя стояло кострище на месте уютного бревенчатого дома, но он прокашлялся и ровно ответил: - Да, зовут меня Бренном, а иногда - Мстивоем Ломаным. Мы проводим вас. Покажем, где лучше пристать, чтоб людей зря не тревожить. Славомир выругался так, как никогда не ругался на корабле, махнул рукой и ушел на корму.
Харальд: – Рассудительность и гостеприимство, достойное благородного мужа, - невозмутимо отметил хевдинг, то ли отдавая дань выдержке собеседника (Бренн привечает данов, слыханное ли дело), то ли просто констатируя факт. – Асмунд, правь за русами, к берегу идем. Викинги споро свернули парус, - сейчас спешить им было особо некуда, - и снова взялись за весла. Известие о том, что сечи не будет, люди Харальда воспринимали по-разному. Кто-то с радостью: на ладье с дружинниками добычи не сыщешь, только кровь прольешь даром да без выгоды. Кто-то хмурыми ухмылками, до конца не веря в искренность предводителя. – Не сейчас, так позже, - буркнул Сван, косматый, обликом схожий с матерым медведем, воин, которого, видно по чистому недоразумению, при рождении нарекли лебедем. Но, наткнувшись на хмурый взгляд Вальгардссона, развивать свою мысль не стал, молча опустил весло в воду. - Кто нарушит мое слово, - отступив от дракона, во всеуслышание предупредил дружину Харальд, - пусть просит у богов скорой смерти от руки словенов. Прежде, чем до него доберусь я.
Асмунд: Боги, - какие, не важно, а может, и все сразу, - их хранили, понял Асмунд, когда брат, целым и невредимым, зашагал по палубе. Ни одна случайная стрела не свистнула в воздухе, ни одно бранное слово не поколебало хрупкого мира, что воцарился между заклятыми неприятелями. За доверчивость словенов стало как-то даже немного неловко. Эх, знал бы ты, воевода, что за планы строят твой кнес на пару с нашим конунгом. Хотя кто их, эти планы, знает до конца и наверняка… Сонно-зеленоватая в косых лучах утреннего солнца глубина притягивала взгляд. Не даром в греческих книгах видал жадный до чужих знаний мальчишка легенду про морских дев, что завораживают мореплавателей. Тут и пения не надо, чем дольше смотришь на волны, тем слабее чувство времени, тем быстрее слипаются глаза… «Давай, мечтатель, усни прямо за кормилом, повесели воинов», - мысленно хмыкнул Асмунд, встряхивая головой. Впереди, у самой кромки далекого берега завиднелось белое пятно паруса. Эко людно сегодня в море. Уж не ловушка ли? Викинг напрягся, но, присмотревшись, расслабил плечи. Далекая ладья сидела в воде глубоко и шла медленно. Груженая, видать. А значит, купец к русам пожаловал.
Харальд: – Нет, ты только погляди, как недобро шутит над нами Локи! - Тихо возмутился старший Вальгардссон, что как раз поравнялся с младшим братом и становился рядом, тяжело опираясь боком на теплый ясень корабельного борта. Он тоже увидел далекую ладью, и тоже сразу сообразил, чья она. – Не успел пообещать мир русам, и тут же торговец к ним спешит. Да еще какой торговец! Эххх… Хёвдинг удрученно махнул рукой. Он слишком привык видеть в словенах добычу, чтобы сходу начать думать о них как-то иначе. - Удружил нам Рорик, одно слово, удружил… … Тридцать пар весел продолжали мерными гребками рассекать воду.
Эдмунд: Хёвдинг был цел и невредим, а его люди оставались на местах, не вскочили, словно опаленные дьявольским огнем, не похватали оружие, а значит, опасности пока что не предвиделось. Эдмунд не боялся стычки со словенскими варварами, потому как в глубине души Снорри Харальдссон по-прежнему считал данов непревзойденными воинами, смелости и свирепости которых мало кто мог противостоять, да и смерть его нисколько не пугала. На Божий Суд, что бы ни решил его Небесный Судия, он отправился бы с радостью, как его отец - в Вальгаллу, но молодецкое любопытство, ни на секунду не дававшее ему покоя ни в Линдисфарне, ни во Фризии, ни нынче на драккаре Вальгардссона, подталкивало его вперед, к неизвестности. "Куда бы ни занесла тебя Божья воля, сын мой, служи Ему неустанно, уважай мир, Им сотворенный, и обращай взоры созданий Его к своему Господину". Так говорил ему отец-настоятель, напутствуя перед дальней дорогой. Теперь же предстояло на деле проверить, достоин ли он нести свет истинной веры. Как ни странно было Эдмунду признаваться самому себе, не только миссионерство привлекало его в этому путшествии. Он жадно ловил любые мелочи, изголодавшись за монастырскими стенами, в учении и молитвенном созерцании, по биению действенной жизни. Набрав в грудь побольше воздуха, брат Эдмунд с удвоенным рвением принялся за весло.
Мстивой: Эпизод завершен
полная версия страницы